— Значит, вы в свои молодые годы утверждаете, что любви нет? — спросил мужчина сорока восьми лет, поправляя очки.
— Да, профессор! — ответил юноша с тёмными кудрявыми волосами. — Всё это придумали и навязали людям для того, чтобы делать на этом деньги.
— Я, конечно же, уважаю вас за ваш неординарный ум и богатое воображение, но позвольте спросить, кто придумал? — не унимался профессор.
— Хозяева мира! — ответил юноша с таким воодушевлением, словно это было откровение, которое призвано впечатлить оппонента.
Профессор, который во время всего разговора сидел за письменным столом и что-то набирал на ноутбуке, резко посмотрел на бывшего студента.
— Хм… Я тоже слышал об этом. Не о том, что какие-то там хозяева что-то людям навязали, а о том, что они существуют. Но я считаю, что это плод больной фантазии одного или нескольких человек.
— Но почему же? — спросил бывший студент, попивая чай, любезно предложенный женой профессора.
— Для этого эти самые хозяева должны быть бессмертными, потому что время не стоит на месте, люди меняются, и то, в чём уверено одно поколение, второе поколение может сомневаться, — громко ответил профессор, будто читал лекцию перед огромной аудиторией.
— Всё правильно, — согласился студент с первым предположением. — Они бессмертные. Мало того, находятся на земле с самого начала.
Профессор снисходительно посмотрел на своего самого способного ученика. «Красивый юноша», — думал он. Как-то само собой получилось, что они с ним сблизились и стали друг для друга, как родственники: отец и сын. Жена профессора не очень-то жаловала других его друзей, но к ученику отнеслась терпимо.
«Он мне напоминает тебя в юности», — сказала она.
Несмотря на то, что парень давно окончил институт, он был желанным и частым гостем в их доме. Профессору всегда было интересно рассуждать с ним о чём-нибудь, спорить, где-то соглашаться, а где-то, наоборот, переубеждать. Вот, как и сейчас.
— Ладно, Дмитрий, опустим разговоры про хозяев мира, мне больше интересно другое, — улыбнулся профессор. — Почему, по-вашему, любви нет?
— Во-первых… — с важным видом начал юноша, — я не говорил, что её нет совсем. Любви нет между мужчиной и женщиной.
— Хм… а что же тогда есть между ними?
— Тяга. Обычная тяга. Вы же знаете, что у всех влюблённых так называемой любви хватает не больше, чем на пять лет, а иногда и того меньше. После этого бытовуха поглощает людей настолько, что они терпеть друг друга не могут.
— Позвольте возразить, — сказал профессор, хмуря брови. — На чём же тогда держится весь институт брака?
— На доверии, уважении, привязанности, обязанности. К списку можно добавить ещё с десяток слов, — ответил, сияя от улыбки, Дмитрий. — Но ещё и на том, что одному из партнёров, а иногда и двоим, приходится работать, что позволяет им не быть вместе все двадцать четыре часа.
- А как же влюблённые, воспетые Шекспиром?
— Запретный плод! — без промедления ответил юноша. — Ромео и Джульетте запрещали видеться, а запретный плод всегда сладок. Вот и тянуло их друг к другу. И потом, их любовь продлилась пара мгновений. Посмотрели бы мы, что сталось бы с Шекспировскими голубками спустя пятнадцать лет.
Профессор, который не воспринимал пьесу в таком ключе, призадумался. Когда же он хотел назвать другую пьесу, Дмитрий опередил его, догадавшись, о чём пойдёт речь:
— Отелло? — спросил он. — Там сюжет построен на ревности и недоверии, как видите, любовью и не пахнет.
— Позвольте спросить, вы сказали, что любовь есть, но не между мужчиной и женщиной, тогда между кем?
— Между матерью и её ребёнком. Это единственная настоящая, безвозмездная любовь, — ответил юноша. — Только любящая мать готова пожертвовать своей жизнью ради ребёнка, потому что материнская любовь, заложенная природой, настолько сильна, что женщина не способна противиться ей. И такая любовь навсегда. Она не угасает через пять лет.
— Я бы с этим поспорил, — возразил профессор, — а как же матери, которые избавляются от своих детей, отдавая их в дет. дома?
— У каждого правила есть исключения, — сразу же ответил Дмитрий. — Процент любящих матерей больше. И потом, те женщины, которые были вынуждены избавиться от своего ребёнка, шли на это шаг из-за страха, что не смогут прокормить, к тому же чаще это молодые женщины, которым хочется, чтобы за ними ухаживали, а не самим ухаживать за кем-то другим.
— Не знаю, Дмитрий, я не согласен с вами в том, что любви между мужчиной и женщиной нет. И знаете почему?
— Почему же?
— Потому что я женат двадцать лет и до сих пор люблю свою жену, как и она меня.
— А сила любви такая же, как и в начале? — спросил Дмитрий
— Конечно, может быть, нет того огня, который был в самом начале, но то, что огонь есть, это даже не обсуждается.
— Тогда ваша пара такое же редкое исключение из правил, — предположил Дмитрий.
Профессор хотел что-то ответить, но в это время заиграл смартфон Дмитрия.
— Простите, — сказал он, получая у профессора разрешение ответить на звонок. — Алло, привет. Хорошо, а вы где? Буду на месте через десять минут.
Дмитрий убрал смартфон и сказал:
— С вами, как всегда, очень интересно беседовать, профессор. Может, продолжим наш диалог в следующий раз? Друзья собрались в музей, зовут меня с собой.
— Конечно, Дмитрий, идите, наслаждайтесь жизнью, пока молоды, — сказал профессор по-отцовски и встал, намереваясь проводить гостя.
— Профессор, не нужно, я сам.
— Светлана, — позвал профессор жену.
— Да, дорогой? — открыв дверь, заглянула в комнату женщина.
— Проводи, пожалуйста, нашего гостя, милая, — попросил профессор, делая акцент на слове «милая».
— Хорошо, дорогой.
Профессор и студент пожали друг другу руки.

— Ну что? — спросила женщина, закрывая дверь в прихожую и облокачиваясь на неё.
— Он ничего о нас не подозревает, — сказал студент, надевая куртку.
После он подошёл к женщине, притянул к себе и принялся страстно целовать. С трудом оторвавшись от его губ, она произнесла:
— На следующей неделе он собирается на четырёхдневный симпозиум. Три ночи его не будет, — потом слегка укусив кончик его уха, добавила, — приходи с ночёвкой.
— Хорошо, — пообещал Дмитрий, ещё крепче сжимая женщину в своих объятиях и страстно впиваясь в её податливые губы.
— Люблю тебя, — прошептала она, с трудом отрываясь от Дмитрия и открывая входную дверь.
— Я тебя тоже люблю, — тихо сказал он и стал спускаться по лестнице.