Я держу телефон. Слышу женский взволнованный голос:
«Как здоровье, сынок? Почему ты так долго молчишь?»
Не ответит сынок. В кулаке — дозревающий колос.
И невидящий взгляд на дымок догорающих крыш.
Он лежит неживой. Он убит. Безвозвратно, навечно.
И убил его я. Это был изнуряющий бой.
Здесь, у края села, мы сошлись в не назначенной встрече…
Он пришёл убивать. И меня, и других, что за мной.
Может быть, это он запустил ту крылатую мину,
Что со смертью вошла в мой уютный родительский дом.
Мне оставив взамен горсть земли с материнской могилы
И на дне рюкзака обгоревший семейный альбом.
Я держу телефон… Слышу женский взволнованный голос.
Это мама его. А моя мне уже не звонит.
Не окликнет меня, не пригладит взлохмаченный волос,
Не проводит меня на работу до старых ракит…
Что сказать этой женщине, ждущей ответа сынули?
Что она воспитала урода? Но это — жестокий ответ.
Вышиваний рушник не сберёг её сына от пули.
И я хрипло скажу: «Не звоните сюда.
Он убит, и его — больше нет.»