— Лена, вы пьёте таблетки?
— Пью, — ответила Лена, не глядя врачу в глаза.
— У меня есть основания думать, что это не так.
— Это так.
Лене неловко было подводить врача, но таблетки она и правда не пила: зачем переводить продукт на человека без будущего?
— Вы поймите, — врач придвинул стул, присел рядом. — Я не могу вас заставить. Но если мы с вами не одна команда, и вы не выполняете моих назначений, то всё это (он обвёл рукой палату) зря. Я тогда вынужден буду настраивать на Вашей выписке из-за нецелесообразности нахождения Вас в нашем лечебном учреждении, ведь по сути отказ от приема лекарств, назначенных лечащим врачом — это нарушение режима…
Лена молчала. Она устала.
От лечения, от нравоучений, от вины, от давления, от жизни. И планировала в скором времени покончить с этим всем разом.
Но родня ультимативно засунула ее в клинику неврозов, и Лена уже вторую неделю тут лечится, то есть «нелечится», ждет, когда срок этого заточения закончится, и она выйдет и выполнит, что собиралась.
А врач, кстати, нормальный такой дядька. Жалко будет его подвести…
— Что вы читаете, Лена? — врач кивнул на книгу.
— Это важно?
— Да. Важно, чтоб не депрессивное, не эзотерика. Например, если человек, склонный к суициду, читает про переселение душ, то это, согласитесь, подозрительно…
— Это книжка про семью, блогерша какая-то написала.
— Блогерша — можно.
— Почему?
— Ну, там явно что-то легкое, неглубокое…
Блогерша — это я.
В руках у Лены — моя книга.
Она прочтет ее и… трудоустроится.
На должность моего ангела-хранителя. Самоназначенного.
Лена считает, что я спасла ей жизнь.
Я, собственно, так и узнала о ее существовании.
Из сообщения в личку капслоком: «ВЫ СПАСЛИ МНЕ ЖИЗНЬ!!!»
Нет, я никого не выносила из пожара. И не делала искусственных дыханий. Я вообще ничего героического не делала, просто жила себе в своем Зябликово, ходила в магазины, варила макароны, писала книги.
Одна из них называлась «Два сапога».
Ее и прочитала Лена и… передумала прыгать с крыши.
Прочитала сама. И передумала сама.
А спасла ее — видите ли — я.
Просто в книге Лена прочитала больше, чем там написано. Так часто бывает: человек читает и думает, что это написано лично про него и лично для него.
Лена 4 года назад похоронила брата.
И немножко умерла вместе с ним.
Даже не немножко. Множко. Очень даже множко.
Лена была старше Артемия на 2 года.
Неразлучны были с детства. Ссорились, дрались, но обожали друг друга до невозможности.
После Тёмкиных 18 лет вместе переехали из маленького городка в Москву, сняли квартиру.
Пробивались в столице, как могли.
Родителям рапортовали, что всё отлично, хотя хлебнули тут проблем, конечно.
Десять лет пролетели незаметно.
Тёма дважды женился, но оба раза закончились разводом. Возвращался зализывать раны к сестре.
Крайний год жили вместе, как в старые добрые времена.
Лена замечала, что в последнее время Тёма стал какой-то странный — раздраженный, тусклый, вечно уставший, но списывала это на проблемы на работе. Он и сам так говорил: «Проблемы на работе».
А она верила, потому что у нее самой на работе — куча проблем.
Тёма повесился.
На домашнем турнике.
Нашла его Лена.
И умерла вместе с ним.
Захлебнулась чувством вины.
Как?
Как она могла не заметить и не понять, что ее самый близкий человек расхотел жить? Как? Ведь они виделись каждый день!
Лена не могла развидеть тот турник, не могла перестать думать о брате.
Злилась на Тёму: «Ты обо мне подумал, эгоист? Ты понимал, что меня потянешь за собой?»
У мамы был инфаркт, парализовало ноги.
И афазия — это когда речь буксует.
Когда речь стала восстанавливаться, мама спросила Лену: «А ты-то где была?»
А папа сказал утвердительное предложение из одного слова: «Упустила».
Тёме было 29 лет, когда он принял это решение, но все об этом как-то забыли. Будто ему было 5 лет, и Лене доверили ребенка, а она не уследила и довела до трагедии.
Родители как бы подтвердили: Лена — виновата.
Как-то в книге М. Арбатовой я прочла фразу, что мама воспитывала ее, «подставляя, вместо защиты, поучая, вместо любви».
Почему-то мне кажется эта фраза здесь уместной…
Четыре года Лена честно пыталась жить без Тёмы. Получалось плохо. Он звал ее к себе, и она часто думала о том, что там, с ним — как минимум, не больно.
Останавливал — страх за родителей.
Похоронить обоих детей — это слишком, конечно.
Плюс ее суицид будет во многом продиктован тем, что родители вместо поддержки назначили ее виновной в смерти Тёмы, и когда уйдет она вслед за ним, случится бумеранг: все решат, что теперь они как бы упустили дочь, не разглядели, каково ей во всём этом было существовать.
Лена не хотела этого.
Но и жить больше не хотела.
Весь мир — мучительный и беспощадный, и населен он исключительно деревянными солдатами Урфин Джюса.
Врач в клинике неврозов был прав.
Моя книга именно такая, как он сказал — легкая и неглубокая.
Простая как 5 копеек.
Я этим, кстати, горжусь.
А зачем усложнять и без того сложную жизнь?
Лена прочла книгу прямо там, в палате. В один присест.
И почему-то именно из моей книги она вынесла важную мысль, которую ей сто раз говорили люди вокруг, друзья и психологи, но она не могла ее воспринять, думала, что они просто ее успокаивают.
А тут — книга. Случайная. Она написана не для Лены, а просто… Для души, для автора, для рефлекции, для продаж, в конце концов.
И там написано, что депрессия часто проходит бессимптомно и выглядит со стороны как упадок сил, слабость и плохое настроение.
И неврачу (тем более неврачу) диагностировать ее очень сложно.
И человек может сегодня улыбаться вам на новой фотографии в фейсбуке и заразительно смеяться на концерте, а завтра выпить таблеток, в 10 раз больше нормы, и всё — нет человека.
И он не виноват — он не выбирал эту болезнь.
И вы не виноваты — потому что у депрессии нет визуальных симптомов — ни температуры, ни сыпи, ни волдырей.
Лена прочла между строк в книге: «Ты не виновата, Лена. Тёма был взрослый отдельный человек, который вправе распоряжаться своей жизнью. И своей смертью».
Хотя книга написана о моей личной истории, и о существовании Лены и Тёмы я вообще тогда не знала.
Внутри у Лены перещелкнуло.
Она взяла и отменила свой личный зреющий суицид, рожденный невозможностью жить полноценно под гнетом немыслимой вины, особенно подогреваемой родственниками.
Отменила смерть, стала пить таблетки, активно ходить на групповую и индивидуальную терапию.
Потом Лена выписалась из больницы, переехала в другую квартиру, без турника, нашла меня в соцсетях и написала большими буквами: «ВЫ СПАСЛИ МНЕ ЖИЗНЬ».
Я ответила с юмором:
— Это вряд ли. Я бы заметила.
Лена рассказала свою историю.
В мой будничный вторник просыпались осколки чужих биографий.
— Что вы хотите? — спросила Лена в конце.
— В каком смысле?
— Ну, я вам должна. Хочу отдать долг. Что-то соразмерное моей жизни.
— Бог с вами, Лена. Я рада, что вы живы. Клянусь, мне больше ничего не надо. Моя услуга по спасению жизни стоила 300 рублей. За книгу.
— Нет. Вам не надо, а мне — надо. Мне очень надо вернуть этот долг.
Я услышала Лену.
Благодарность важна прежде всего тому, кто ее генерит. Он сам об нее греется, он сам ощущает себя живым.
Лена перечислила отрасли, в которых может быть мне полезна. Точнее, хочет быть мне полезна. Но никаких пересечений с моими интересами там не было.
— Лен, запишу вас в телефоне как «золотая рыбка». Я обещаю, что попрошу что-то важное для себя. Но пока просто ничего такого мне правда не надо.
— Ну, я и не тороплюсь.
Лена 5-го числа каждого месяца напоминаем мне про свой «долг», которого нет.
В моем понимании. А в ее — есть.
Это забавно.
Дважды мы с ней пили кофе, и она приносила на встречу кучу игрушек для моих детей и каждый раз оплачивала счет. А я каждый раз говорила, что вот теперь мы точно в расчете, а она отвечала:
— Ты мою жизнь в 500 рублей оцениваешь?
В последний раз наша встреча была еще до пандемии, и там получилась удивительная ситуация.
Мы с Леной встретились в кафе.
И туда же я предложила приехать некому Юрию, который хотел подписать мои книги и подарить их с автографом маме.
Юрий охотился на меня целую неделю, и вот мы совпали в тот день и в том кафе.
И он подошел, и я, конечно, предложила ему присесть, и выпить с нами чашечку чая, пока я подписываю книги — просто любезность.
И он, премило смутившись, согласился, и мы втроем вежливо поболтали минут 15, и я, если честно, не придала этому никакого значения.
А 5-го числа этого месяца Лена, напоминая о долге («да что ты будешь делать, не должна ты мне ничего, не должна!!!») призналась, что… она встречается с Юрой. Тем самым случайным неслучайным Юрой, из нашего кафе. И у них всё серьёзно.
— Кажется, ты снова спасла мне жизнь, — написала Лена.
Я прочла и улыбнулась, закатив глаза:
— Обычно ты пишешь это КАПСЛОКОМ…
Жизнь — ей-богу — удивительная штука.
Посвящается Е.Г.