Я учусь видеть.
Не знаю, отчего это так, но все теперь глубже в меня западает, не оседает там, где прежде вязло во мне
Во мне есть глубина, о которой я не подозревал. Все теперь уходит туда. И уж что там творится — не знаю.

По тебе тоскую. Выпадаю
Как утрата, из своих же рук.
Не надеясь, что я совладаю
С тем, чему нет ни конца ни краю,
Будто ты и только ты вокруг.

Прежде чем-то я была, когда мне
Так жилось — не клича, не крича —
Замкнутой на ключ и тише камня
Под бормочущей струей ключа.

А теперь, весною, чья-то сила
Медленно от года отломила.
Будто бы от темного ствола,
… показать весь текст …

И разве то зовете вы душой,
что в вас звенит так тонко и неровно,
чтоб смолкнуть, как бубенчик шутовской?..
Что славы ждет с протянутой рукой?..
Что смерть приемлет в тусклой мгле часовни?
Душа ли это?

А я гляжу в ночи на майский цвет,
во мне как будто вечности частица
стремится вдаль, в круговорот планет,
она трепещет, и кричит им вслед,
и рвется к ним, и хочет с ними слиться…
Душа вся в этом…

Расправит ли крыло морозной чистоты
крахмальный зимний день, распластанный над прудом,
взметая ввысь свои—непостижимым чудом
вобравшие ветра—недвижные холсты!

Нет, словно лебедь, он, не вверивший мечты
заоблачной стране, таит тоску подспудом:
не свил он песнией, безмерным изумрудом
сияющей вдали от дольней пустоты.

Ах, он бы мог теперь, смертельного безверья
отринув спесь, объять неведомую даль,
да ледяной корой уже сковало перья.
… показать весь текст …

Слова ангела

Ты к господу не ближе нас,
он ото всех далек.
Но лишь тебя в чудесный час
благословляет бог:
ведь так ни у одной из жен
не светятся персты.
Я — день, я — влагой напоен,
но древо только ты.

Я утомлен, путь долог мой,
прости, не я сказал,
что Тот, кто в ризе золотой,
… показать весь текст …

Поскольку я не коснулся тебя, я тебя удерживаю.

И все же с некоторых пор я думаю, что это наша сила, она в нас, но она чересчур для нас велика. Да, правда, — мы ее не знаем; но не самое ли сокровенное наше знаем мы всего меньше? Иной раз я думаю о том, откуда взялось небо и смерть. Вечно нам было некогда, недосуг, и в спешке и занятости мы погубили самое драгоценное. Время упущено, мы свыклись с вещами менее ценными. Мы уже не узнаем своего достояния и пугаемся его огромности. Разве не так?

«Любовь есть… высокое побуждение индивидуума к росту и зрелости, к тому, чтобы стать чем-то внутри себя, стать неким миром, стать миром внутри себя ради другого. Это великое, почти непомерное требование, нечто такое, что избирает нас и призывает к великому. Любовь заключается в том, что двое уединяются для того, чтобы защищать, поддерживать и радоваться друг другу.»

Ночное небо тускло серебрится,
на всём его чрезмерности печать.
Мы — далеко, мы с ним не можем слиться, —
и слишком близко, чтоб о нём не знать.

Звезда упала!.. К ней спешил твой взгляд, —
загадывай, прося в мгновенья эти!..
Чему бывать, чему не быть на свете?
И кто виновен? Кто не виноват?..

Чудо случается с теми, кто по-настоящему любит. Чем больше они отдают, тем больше они имеют.

Мы только голос. Кем воспета даль,
где сердца всех вещей единый звон?
Его удар внутри нас разделен
на ровный пульс. Великая печаль
и радость сердца велики для нас,
и мы от них бежим, и каждый час
мы — только голос.
Лишь внезапный миг —
в нас сердца звон негаданно возник,
и мы — весь крик.
И лишь тогда мы — суть, судьба и лик.

Уставши от мельканья тысяч прутьев,
её глаза c трудом приемлют свет.
Ей прутья кажутся границей сути:
кругом лишь прутья — дальше мира нет.

В её шагах упругость, сила, цепкость,
в кружении — безвыходность одна,
здесь жажда воли, вогнанная в клетку,
в неволе жить навек обречена.

Порой зрачков завеса распахнётся,
в них промелькнёт подобие следа,
сквозь мышцы образ вихрем пронесётся
и вмиг исчезнет в сердце навсегда.

В самом начале 1903 года Рильке получил письмо от двадцатилетнего лейтенанта австро-венгерской армии Франца Каппуса. К письму были приложены стихи: лейтенант оказался поэтом. Вероятно, не стихи произвели впечатление на Рильке, а взволнованное, искреннее письмо, в котором юноша раскрывал свою душу другому, тоже молодому, но уже известному, полюбившемуся ему поэту.
Рильке ответил. Между ними завязалась переписка, не очень, впрочем, регулярная. Рильке написал Каппусу десять писем; последнее из них…
… показать весь текст …

Будь терпелив с тем, чего хочет твое сердце, и постарайся полюбить сами вопросы. Не ищи ответов, которые нельзя получить, потому что ты не смог бы жить с ними.
А смысл в том, чтобы пережить все. Переживи вопросы, и может быть, сам не зная того, ты будешь жить и однажды получишь ответы.

Людей — бездна, а лиц еще больше, ведь у каждого их несколько. Есть люди, которые одно лицо носят годами, оно, разумеется, снашивается, грязнится, может прохудиться на складках, растягивается, как перчатка, которую надевали в дорогу.
…
А есть люди, которые невероятно часто меняют лица, одно за другим, и лица на них просто горят. Сперва им кажется, что на их век лиц хватит, но вот им нет сорока, а остается последнее.
В этом, бесспорно, своя трагедия.
Они не привыкли беречь лицо, последнее за восемь дней снашивается до дыр, во многих местах делается тонким, как бумага; и все больше просвечивает изнанка, не-лицо, и так они вынуждены расхаживать.

Теперь обречены мы дни за днями
спасаться от мороза в тесной шкуре,
всегда настороже, чтобы над нами
не взяли верх разгневанные бури.
В ночи мерцает лампы кроткой пламя,
и веришь свету ты, глаза прищуря.
Утешься: там, под снеговым покровом
уже растет стремленье к чувствам новым.

Ты насладился ли минувшим летом
цветеньем роз? Припомни блеск былого:
часы отдохновенья пред рассветом,
шаги среди молчания лесного.
Уйди в себя, зови веселье снова,
… показать весь текст …

Однажды.
Всё только однажды.
Однажды и больше… ни разу.

Господь, вся пышность лета на весах,
Пора: ветрами насели долины
И тень продли на солнечных часах.

Вдохни в плоды последний аромат,
Позволь немного ясных промедлений,
Добавь ещё до зрелости осенней
Последний сок в тяжёлый виноград.

Бездомным — дом уже не заводить.
И кто ни с кем не подружился с лета
Слать долго будут письма без ответа.
И по листве разрозненной бродить.
Один, под облаками, без просвета…
… показать весь текст …

Смотрят и молчат: перегородки
из сознанья вынуты у них;
время, когда мысли четки,
навсегда ушло из стен пустых.
По ночам, когда в окне сияют
звезды, в них — покой и лад.
Руки подоконник осязают,
души к темным небесам взывают,
и глаза, как свежие, глядят
на квадратный двор, где по ранжиру
высится деревьев череда,
противостоя чужому миру,
и не пропадает никуда.

Скользит по прутьям взгляд в усталой дреме;
и кажется за прутяной стеной
весь мир исчез, — и ничего нет, кроме
стены из прутьев в гонке круговой.

Упругих лап покорные движенья
в сужающийся круг влекут ее,
как танец силы в медленном сближенье
с огромной волей, впавшей в забытье.

Лишь изредка она приоткрывает
завесы век — и в темноту нутра
увиденное тотчас проникает
и в сердце гаснет, как искра.