На рыночной площади по пятницам всегда играл барабанщик — прелестный, русоволосый, с обнажённым мускулистым торсом, поблёскивающим от пота. Играл
божественно. А тут проходим мимо, сидит некто в майке и
бейсболке, стучит невнятное.
— Мальчик, — вскрикиваю я, — где тот мальчик?!
— Это он и есть, — отвечает Дима, — просто оделся.
— А почему играет паршиво?
— Просто оделся. А играет как всегда.
А видели бы вы его полуголым — какой силы был музыкант!

Одна женщина, гораздо мудрей и красивей меня, сказала, что после неудавшейся любви более всего жалеешь о сказанных словах. Когда могла бы промолчать, но зачем-то раскрылась, позвала, предложила — потом это мучит. А через полгода я говорила ей: пытаясь вернуть старую любовь, мы вспоминаем и надеемся возвратить всё лучшее, что между нами было. А получаем только всё плохое, что успели позабыть.

Стоит ли горевать о городах и людях, которых покидаешь, они же не старая мебель, обязательно пригодятся кому-то для счастья.

Женщина и ее паспорт

Предъявляю две фотографии на документы, старую и посвежее. Обе отвратительны, но по-разному:
— На какую я больше похожа? Медлит, вычисляя, как меньше обидеть:
— На эту.
— Почему? Я сейчас толстомордая и косоглазая?
— Нет, здесь у тебя тоже бусики.

Главное, держать себя в руках, быть прохладной и точной, как лезвие.

В сущности, здоровому обществу неважно, какой менеджер нажимает на кнопки хорошо отлаженной машины под названием «государство». И лавине, которая сходит с горы, неважно, кто там пытается балансировать у неё на спине — это если говорить о российском политическом пути. За столько сот лет она перемолола всяких государей и хозяйчиков, и сколько их ещё будет.
Важны мне только живые люди вокруг — те, которые не превращаются в белоглазых креветок при виде несогласных, требуют толерантности не только для своих единомышленников, не предают инакомыслящих близких, дружат с человеком, а не с его убеждением и не объявляют подлостью точку зрения. Подлость — это то, что вы делаете друг с другом, превращаясь в голема.

Как-то раз Бог увидел мышь и кинул в нее своей рукавицей, которая тут же превратилась в кошку. Я вдруг поняла, что чувствует человек, который гладит кота, — он ощущает тепло Божьей руки, ни много, ни мало…

Я не люблю говорить мужчинам «нет», я люблю говорить мужчинам «да» — это их успокаивает. Правда, моё «да» ничего не значит, потому что поступаю всё равно по обстоятельствам, но они то не знают. Да, ты прав, но; да, попозже; прямо сейчас, но чуть иначе; конечно! только не в этой жизни… Если бы пришлось делать герб, я бы вышила серебром по белому полю прелестную ослицу и девиз «Кивай, но не подчиняйся» — на латыни, разумеется. Или «Слушай, но не слушайся», но тогда должен быть котик.

После множества слов, адресованных тебе (сказанных, написанных, нашептанных, подуманных), всех разноцветных слов, которые объединяет только одно — то, что они остались без ответа; после этого остается самое простое — благодарность.

Ведь незачем ввязываться в историю, в которой слишком мало места. Пусть даже всего-то общего, что будет у нас, — это скамейка в парке, я и тогда постараюсь расстелить и развесить — на спинке, на ветке! — хотя бы сотканное из паутины «тайное свидание». Поймите правильно, это не для красивости и маскировки секса. Но мне просто воздуха не хватает, когда «всего лишь переспали», когда ни морозными узорами на окнах, ни тенями на потолке, ни даже пылью под кроватью нельзя написать «возлюбленный», «душа моя», «мне кажется, я сейчас умру». Без этого бессмысленно и начинать.

Доброта не сексуальна, как я полагала, она обезоруживает.

«Нравился за то, что золотой. За то, что юный, большой, уязвимый, временами пьяный. За то, что под кожей близко голубые вены и красные сосуды, за то, что плечо не прокусить, такая плотная кожа, но можно процарапать когтями. За всё, что я могла с тобой сделать, да не захотела, за всё, что хотела бы, да не судьба. За интеллект и открытость, за бархатные тёмные места здесь, здесь и здесь. За доброту — особенно.

Нравился за талант и жестокость. За упрямство, шрамы, серебро на пальцах и скверный хар…
… показать весь текст …

Даже если во время нашего похода меня переедет поезд, это будет всего лишь одним из событий большого путешествия, вот и все, — так казалось.