Ты не скажешь комару:
«Скоро я, как ты, умру».
С точки зренья комара,
человек не умира.

Вот откуда речь и прыть --
от уменья жизни скрыть
свой конец от тех, кто в ней
насекомого сильней,

в скучный звук, в жужжанье, суть
какового -- просто жуть,
а не жажда юшки из мышц без опухоли и с,
… показать весь текст …

…"Я, как кот. Когда мне что-то нравится, я к этому принюхиваюсь и облизываюсь… Вот, смотрите, кот. Коту совершенно наплевать, существует ли общество «Память». Или отдел пропаганды в ЦК КПСС. Так же, впрочем, ему безразличен президент США, его наличие или отсутствие. Чем я хуже кота?" — сказал однажды поэт Иосиф Бродский.

Летняя музыка
Ария кошек
Наши щёчки волосаты.
Наши спинки полосаты,
словно нотные листы.
Лапки — чудо красоты!

Красоты мы необычной,
выгнут хвост, как ключ скрипичный.
Мы в пы…
… показать весь текст …

Л. С.

Осень -- хорошее время, если вы не ботаник,
если ботвинник паркета ищет ничью ботинок:
у тротуара явно ее оттенок,
а дальше -- деревья как руки, оставшиеся от денег.

В небе без птиц легко угадать победу
собственных слов типа «прости», «не буду»,
точно считавшееся чувством вины и модой
на темно-серое стало в конце погодой.

Все станет лучше, когда мелкий дождь зарядит,
потому что больше уже ничего не будет,
… показать весь текст …

Снег сено запорошил
сквозь щели под потолком.
Я сено разворошил
и встретился с мотыльком.
Выбрался и глядит,
как «летучая мышь» чадит,
как ярко освещена
бревенчатая стена.

Мотылек, мотылек,
от смерти себя сберег,
забравшись на сеновал.
Выжил, зазимовал.
Выжил, зазимовал.
… показать весь текст …

Свобода — это когда забываешь отчество у тирана.

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.

Если президенты не могут делать этого со своими женами, они делают это со своими странами.

Две вещи оправдывают существование человека на земле: любовь и творчество.

Нет в России палача, который бы не боялся стать однажды жертвой, нет такой жертвы, пусть самой несчастной, которая не призналась бы (хотя бы себе) в моральной способности стать палачом.

Подлинная история нашего сознания начинается с первой лжи. Свою я помню.

Можно подойти к полке и снять с нее одну из его книг. На обложке стоит его полное имя, но для меня он всегда был Сережей. Писателя уменьшительным именем не зовут; писатель — это всегда фамилия, а если он классик — то еще и имя и отчество. Лет через десять-двадцать так это и будет, но я — я никогда не знал его отчества. Тридцать лет назад, когда мы познакомились, ни об обложках, ни о литературе вообще речи не было. Мы были Сережей и Иосифом; сверх того, мы обращались друг к другу на «вы», и измен…
… показать весь текст …

…Мой голос, торопливый и неясный,
тебя встревожит горечью напрасной,
и над моей ухмылкою усталой
ты склонишься с печалью запоздалой,
и, может быть, забыв про все на свете,
в иной стране — прости! — в ином столетьи
ты имя вдруг мое шепнешь беззлобно,
и я в могиле торопливо вздрогну.

Узнав, что дочь хочет напечатать подборку стихов в столичном журнале, отец потребовал, чтобы она взяла псевдоним и «не позорила славную фамилию». Дочь повиновалась, и в русскую литературу вместо Анны Горенко вошла Анна Ахматова.
Не то чтобы она сомневалась в своем таланте и правильности выбранного пути или искала тех выгод, которые дает писателю раздвоенность; главное заключалось в необходимости блюсти приличия, поскольку в знатных семьях (а к ним относилось и семейство Горенко) к профессии лите…
… показать весь текст …

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.

Страсть, прежде всего, — лекарство от скуки. И еще, конечно, боль — физическая больше, чем душевная, обычная спутница страсти. Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой).

Белое небо
крутится надо мною.
Земля серая
тарахтит у меня под ногами.
Слева деревья. Справа
озеро очередное
с каменными берегами,
с деревянными берегами.

Я вытаскиваю, выдергиваю
ноги из болота,
и солнышко освещает меня
маленькими лучами.
Полевой сезон
… показать весь текст …

Помни, что люди съезжают с квартиры только когда возник
повод: квартплата подпрыгнула, подпали под сокращение;
просто будущему требуется помещение
без них.

Наши щёчки волосаты.
Наши спинки полосаты,
словно нотные листы.
Лапки — чудо красоты!

Красоты мы необычной,
выгнут хвост, как ключ скрипичный.
Мы в пыли его влачим
и в молчании — звучим.

1965?

Это стихотворение для детей из цикла «Летняя музыка». Входящие в него миниатюры поэт назвал «ариями»: «Ария насекомых», «Ария кошек» и т. д. Заметим, что в 2014 году «Летняя музыка» была в самом деле положена на музыку — её написал петербургский композитор Валерий Бровко.
… показать весь текст …

Миновала зима. Весна
еще далека. В саду
еще не всплыли со дна
три вершины в пруду.

Но слишком тревожный взгляд
словно паучью нить
тянет к небу собрат
тех, кто успели сгнить.

Там небесный конвой
в зоне темных аллей
залил все синевой
кроме двух снегирей.

…

«Четыре времени года
все больше смахивают друг на друга,
смешиваясь, точно в выцветшем портмоне
заядлого путешественника франки, лиры,
марки, кроны, фунты, рубли.
Газеты бормочут «эффект теплицы» и «общий рынок»,
но кости ломит что дома, что в койке за рубежом.
Глядишь, разрушается даже бежавшая минным полем
годами предшественница шалопая Кристо.
В итоге -- птицы не улетают
вовремя в Африку, типы вроде меня
реже и реже возвращаются восвояси,
… показать весь текст …

Не то Вам говорю, не то твержу с гримасой неуместной.
Рассудок мой что решето,
а не сосуд с водой небесной.
В худую пору взялся я расписываться в чувстве чистом, --
полна сейчас душа моя
каким-то сором ненавистным.

Простите описанье чувств,
фальшивую и злую ноту,
всю болтовню, но больше -- грусть,
за матушку ее -- длинноту.
Простите, что разверз сей хлев
пред Вами, Господи, простите.
Как будто, ног не отерев,
… показать весь текст …

Вчера наступило завтра, в три часа пополудни.
Сегодня уже «никогда», будущее вообще.
То, чего больше нет, предпочитает будни
с отсыревшей газетой и без яйца в борще.

Стоит сказать «Иванов», как другая эра
сразу же тут как тут, вместо минувших лет.
Так солдаты в траншее поверх бруствера
смотрят туда, где их больше нет.

Там -- эпидемия насморка, так как цветы не пахнут,
и ропот листвы настойчив, как доводы дурачья,
и город типа доски для черно-белых шахмат,
где побеждают желтые, выглядит как ничья.
… показать весь текст …

1

Голубой саксонский лес
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
точно извести раствор.

Ты, в коричневом пальто,
я, исчадье распродаж.
Ты -- никто, и я -- никто.
Вместе мы -- почти пейзаж.

2
… показать весь текст …

Дом на отшибе сдерживает грязь,
растущую в пространстве одиноком,
с которым он поддерживает связь
посредством дыма и посредством окон.
Глядят шкафы на хлюпающий сад,
от страха створки мысленно сужают.
Три лампы настороженно висят.
Но стекла ничего не выражают.
Хоть, может быть, и это вещество
способно на сочувствие к предметам,
они совсем не зеркало того,
что чудится шкафам и табуретам.
И только с наступленьем темноты
они в какой-то мере сообщают
… показать весь текст …

Белый хлопчатобумажный ангел,
до сих пор висящий в моем чулане
на металлических плечиках. Благодаря ему,
ничего дурного за эти годы
не стряслось: ни со мной, ни -- тем более -- с помещеньем.
Скромный радиус, скажут мне; но зато
четко очерченный. Будучи сотворены
не как мы, по образу и подобью,
но бесплотными, ангелы обладают
только цветом и скоростью. Последнее позволяет
быть везде. Поэтому до сих пор
ты со мной. Крылышки и бретельки
в состояньи действительно обойтись без торса,
стройных конечностей, не говоря -- любви,
… показать весь текст …