Чем больше в бочке пустоты — тем больше звона.

Сколько спектаклей с мелодрамой, ломая комедию, превращались в трагедию, в конце которой месть… трагикомедия.

Ни одна, даже совершенно бессмысленная, фраза, не сможет послужить символом бессмысленности, ибо она, в любом случае, имеет смысл. И в таком случае, символом бессмысленного может служить только то, что считается совершенно осмысленным. Совершенно осмысленное невозможно, поэтому попытка сказать нечто подобное и является символом совершенной бессмыслицы.

Чем сильнее ждешь нужный троллейбус — тем скорее он вряд ли приедет

Любая открытая дверь рано или поздно закроется, вопрос только времени — когда; и человек, стоящий перед нею, любо опоздал, либо скоро дождется открытия. Возможно он уже вошел и никогда не выйдет. Поэтому изображения дверей, часто встречающиеся в манускриптах и настенных художествах древних людей, весьма символичны и несут в себе глубочайший философский смысл, призванный неустанно напоминать о бренности бытия.
В свою очередь, проемы без дверных полотен являются символом бессмертия и безвременья, символом вечности. В египетских пирамидах, куда укладывали мумифицированных фараонов для вечного существования встречаются именно такие проемы. Поэтому, соответственно, изображение арок, проемов и т. п. символизирует вечность и приглашение к вечной жизни.

Честный Амур последнюю стрелу должен оставлять для себя.

Проблема нашего времени — Ева, надевшая маску Ньютона.

… Полный детский сад мелкого народу, разного, впрочем, калибра. Раз в месяц укротительница Марьванна мазала мылом веревку, и ее останавливали. Раз в месяц ей вызывали скорую помощь от высокого давления. И раз в месяц заведующая дарила Марьванне ноль семь коньяку. чтоб та не уволилась или не утопилась… И это еще Марьванна любила детей.

Да, мир, конечно, доброжелателен, но нет абсолютно никакого повода относиться к этому с доверием.

Как невролог, так и невропатолог — про нервы.
Но и в новом, и в устаревшем названии профессии специалиста по нервам заключена ошибка, возможно, фундаментально символизирующая невозможность решения проблемы с нервами.
Нерв — неВРолог.
Нерв — неВРопатолог.
И КАК им можно доверять, этим издавна безграмотным людям ?!!

Золото любят все, но не то, которое молчание

Не люблю говорить умные разговоры. Ну не люблю, и все тут…
И ум есть, да что том — умище! —  а вот не люблю хоть стреляй.
И так это хорошо, что просто замечательно, что просто какая-то прелесть… но … Случится вдруг приступ ума, и хоть рот затыкай — ум так и прет. И прет, и прет, как собака… нет, как бульдозер … И так это становится неприятно и ужасно, что хоть ум затыкай. Но это не возможно. Как его заткнешь ?! Уж я в уши совал разные тряпочки, и не только себе, и не только в уши. Уж я просто пытался мольчайт по-английски — нет — прет, как собайзер… или бульдака.
Потом, канеш, проходит, и вновь все харашо. Я снова с превеликим ужасно не люблю все эти нуд (ж)ные хождения с линейкой и прочьи разветвления ума

От щас собираюсь написать цитату, просто очень нужно, и совершенно не понимаю об чем. Об чем написать? — Не понимаю совершенно.
Единственное, что я понимаю — цитата должна быть максимально краткой… чтобы читали.
А чтоб не читали — максимально длинной.
Вопрос — что я хочу? Или чего.
Чтобы читали? — тогда надо писать короче.
Чтоб не читали — длиннее.
И пока я думаю — уж видно, что коротко никак уж не получится. Еще не длинно — но уже и не коротко. Ччерт… нет выбора. Теперь только длинно.
Но выход…
… показать весь текст …

— Это ничего, что надкушенное — подумал Ньютон.
Доел. И придумал закон

Как-то сердце подсказало —
Не пойти ли мне к вокзалу.
Я к вокзалу подошел —
Ничего там не нашел

Если главарь становится полным безумцем — его подопечные превращаются в заложников, а время — в часовую бомбу.

) Вы только представьте, что, например, чайник — живой предмет. И если живой — то и уже не предмет. Этакий мужчина странного вида. И вот наливаете вы в него воду, и ставите на газ… или дрова, не важно…
Вы вообще себе представляете, что он должен испытывать ?!!

— Трудно, наверное, жить с фамилией Балалайкин. — сочувственно думал Контрабасов. И хоть с его фамилией трудно было сочувствовать — он все же сочувствовал.

— Филькин! Я давно за вами наблюдаю!
— Ваше право.
— Филькин, у вас совесть есть ?!
— С утра была, а что?
— А то что вы подонок, Филькин! И я не устаю вам об этом повторять!
— Да, это ваше право.
— Что ?! Вы с этим не согласны ?!
— Конечно вам виднее.
— Вы сволочь Филькин ?! Вот зачем вы тут стоите передо мной и все время издеваетесь ?!
— Кто? Я ?!
— Ну, вот, опять… Подлееец! Скотииина! Вы, Филькин, просто (пьет воду), просто паразит.
— Возможно что и так. Великим все ж виднее.
— Чтооо ?! Кто здесь великий ?! … ааа… ну да… О чем это я здесь? … Ну, ладно Филькин, ваше счастье, что я сегодня добрый. А так бы вы не отвертелись. Идите!

Помни! Даже если если тебе дали в бубен — это чтоб ты не сбился с пути.