Это правда-я бисексуал, но я не могу отрицать, что я очень выгодно использовал этот факт. Я полагаю, это лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Я ищу поддержку для несанкционированной автобиографии, которую я пишу. Надеюсь, это будет продаваться в таких огромных количествах, что я смогу отсудить у себя невероятную сумму денег и профинансировать версию фильма, в которой я играю всех.

Я не думаю, что имею какое-то отношение к фанку. Я никогда не считал себя фанком.

Мне очень хотелось сделать художественное заявление-оно должно было быть новаторским; это должно было быть передовым. Я отчаянно стремился быть оригинальным.

Вы чувствуете, что отрицаете все прекрасное в жизни. Когда ты так низко пал, это похоже на чудо, когда ты вновь обретаешь любовь к жизни.

Это шок: все клише верны. Годы действительно летят быстро. Жизнь действительно так коротка, как вам говорят.

У меня есть определенная ниша, в которой я работаю. Многое должно быть об отчуждении. Быть вне вещей. Как правило, именно здесь я чувствую себя более комфортно как писатель.

Интересно, то что я не думаю, что признание в бисексуальности было ошибкой в Европе, но в Америке всё было намного сложнее. У меня не возникало проблем из-за того, что люди относились ко мне как к бисексуалу. Но у меня не было никакого желания агитировать за ЛГБТ или становиться представителем каких-либо движений. Я знал, кем хотел быть-автором песен и артистом, я чувствовал, что бисексуальность слишком долго воспринималась как моя основная черта. США весьма пуританское место, что, полагаю, помешало мне реализовать массу проектов, которые я мог бы сделать.

Группа The Velvet Underground стала для меня очень важной, я почувствовал в ней необыкновенную экспрессию, непохожую на других, у Underground, по-моему, был самый потрясающий звук, смесь рока и авангарда в этакой жёсткой комбинации.

Если на чистоту, произведения искусства-единственные вещи, которыми я всегда мечтал владеть.

Вы можете подумать, что рок-музыкант, женатый на супермодели-это самое крутое, что может произойти в мире. Так и есть.

Всегда время подвергать сомнению то, что стало стандартом и устоявшимся.

Я просто человек, который не чувствует, что мне нужно, чтобы кто-то определял мою работу каким-то особым образом, но у меня всегда была отталкивающая потребность быть чем-то большим, чем человек.

Возраст меня не смущает. Все, что я читал о кризисе среднего возраста, было правдой.

Для меня было важно найти что-то музыкальное, что также не имело бы никакого отношения к институционализированной и организованной религии, в которую я не верю, я должен это прояснить. Я не безоговорочный атеист, и это меня беспокоит. Есть кое-что, что меня удерживает словно внутренний голос будто бы говорит: «Ну, я почти что атеист. Дайте мне пару месяцев. И у меня практически получилось».

С другой стороны, мне нравится, что моя музыка пробуждает во мне призраков. Не демоны, понимаете, а призраки.

Люди смотрят на меня, чтобы увидеть, что такое семидесятые.

Я был не в своем уме, полностью, абсолютно сумасшедшим. Я аполитичен. Чем больше я путешествую, тем менее я уверен в политических философиях. Чем больше политических систем я вижу, тем меньше у меня соблазна присягать на верность какой-то группе людей, поэтому для меня было бы катастрофой занять определённую точку зрения или встать на сторону конкретной политической партии и сказать: «Я с ними».

Слова просто веселят. Это всегда был мой способ выразить то, что для меня невыразимо другими средствами.

Все, что у меня есть-это моя любовь к любви, а любовь-это не любовь.