Эвенкия, Тура, зима 1990 года. Сидим с женой на кухне, завтракаем перед уходом на работу. На стене бормочет радиоприемник — идет утренняя передача окружного радиокомитета «Хэглэн». Одним ухом ловлю то, что мне рассказывает Светланка, вторым фильтрую сообщения коллег с окружного радио.
Вот пошел репортаж о работе ГАИ, из динамика доносится чей-то невероятно знакомый, бубнящий голос. Так может говорить только один человек. Но откуда ему здесь взяться? Жестом прошу Светлану замолкать, добавляю звук. Этот самый бубнилка в чем-то оправдывается, другой голос, требовательный, его обвиняет. И комментарий корреспондента: «За нарушение правил дорожного движения на мотоциклиста Ивана Заливако Госавтоинспекцией налагается штраф в размере…».
Я не поверил своим ушам. И знакомый голос, и имя героя репортажа свидетельствовали о том, что в Туре находится мой однополчанин Иван Заливако! Мы с ним вместе служили в 1970 году в одной роте сначала под Костромой, а потом в Петровске Саратовской области, куда нас перевели после сдачи построенной нами ракетной площадки (военной тайны я не раскрываю — та площадка уже давно демонтирована, как и многие другие).
Расстались мы в ноябре 1971 года, когда уволились в запас. Я вернулся к родителям в Казахстан, Ваня Заливако — к себе в Украину, кажется, в Запорожье. И вот почти через двадцать лет я слышу его голос, и где — у черта на куличках, в заваленной снегом Эвенкии!
Я тут же вспомнил то забавное обстоятельство, при котором Иван заявил о себе в первые же дни службы в нашей военно-строительной части под Костромой. Это был экспериментальный батальон, личный состав которого был призван в один срок, а потому не знал, что такое дедовщина и нас, полтора десятка новоприбывших курсантов стройбатовских Нижнетагильской и Калужской учебок, не трогал. Кроме старшины роты Кадралиева, невысокого, но почти квадратного киргиза. Тот взял моду вызывать к себе в каптерку каждый вечер по одному из нас, вручал боксерские перчатки, другие надевал сам и устраивал показательный бой. Совершенно невзирая при этом на то, владеет ли его противник боксерскими навыками.
Так он отлупил троих или четверых из пополнения (до меня еще очередь не доходила), потом вызвал и Ваню Заливако. Ваня что-то пробурчал себе под нос и зашел в каптерку. Скоро оттуда стали раздаваться характерные звуки ударов, шмяканья тела о хлипкие стены каптерки, невнятные восклицания. А потом резко распахнулась дверь и из каптерки кубарем вылетел… старшина Кадралиев! Откуда ему было знать, что он нарвался на настоящего боксера. Больше Кадралиев никого не трогал. Иван тоже. Разве что когда его трогали самого.
В армии мы с Иваном особо не дружили, так, здоровались, и все. Он служил в другом взводе и у него был свой круг приятелей. Но сейчас-то это не имело никакого значения, сейчас он, конкретный свидетель и участник нашей армейской юности, был мне как брат. И мне его надо было во что бы то ни стало увидеть.
Я нашел Ваню в одном из туринских предприятий. Да, это был он, мой однополчанин хохол Заливако, такой же широколицый и улыбчивый, с приплюснутым носом, такой же неподражаемо бубнящий.
Прошедшие годы мало изменили его. Оказывается, Иван обо мне узнал еще раньше: видел мою подпись в газете, слышал мои передачи по окружному радио, но не мог поверить, что я здесь, в Туре. Все собирался заехать в редакцию, чтобы удостовериться, да никак не мог собраться.
И вот мы снова встретились — через два десятилетия, через многие тысячи километров, именно здесь, в Эвенкии. Обнялись, похлопали, как водится, по плечам друг друга, выпили, вспомнили армию. Иван приехал сюда по так называемому оргнабору намного раньше меня. Ехал на три года, подзаработать деньжат, женился, да так и остался здесь.
К сожалению, уже навсегда — он работал на тракторе, как-то ремонтировал его, а трактор возьми да придави Ваню. Вот так несколько лет назад улегся мой однополчанин на вечное хранение в стылую промерзшую эвенкийскую землю. Я не присутствовал на похоронах — меня в Туре не было, когда случилось это несчастье. Поэтому в моей памяти Ваня Заливако навсегда остался тем живым, добродушным и в то же время очень независимым парнем, каким я его знал…