Путь к славе

Живёт он не в Переделкине, но в хорошем дачном месте. Квартиру московскую сдаёт, а сам — тут, благо и свет, и газ есть. И большая лопата, снег зимой разгребать от крыльца к калитке, да только разгребай не разгребай, не ходил к старому писателю никто. Иные даже сторонились, как заразного, если где ненароком встретят. Пока не случилось вот что…

Заселился в его квартиру юркий паренёк — приехал Москву завоёвывать. Думал, найдёт богатенького спонсора, продемонстрирует своё умение пародировать Льва Лещенко, Кобзона и Жириновского, и прямо — в Кремлёвский дворец изумлять публику, получать цветы, деньги и давать интервью. Он уже и ответы заготовил на будущие вопросы: «Ваше хобби?» — «Работа»; «Любимый напиток?» — «Кальвадос или водка»; «Где предпочитаете отдыхать?» — «Только на Таити».

В общем, паренёк был готов к славе, которая должна была свалиться на его плечи, но медлила. Он таскался по ночным клубам, резвился как мог и, когда однажды позвонили из газеты, не ему, конечно, а хозяину квартиры, и попросили назвать лучшего на его взгляд современного писателя, придуриваясь, хрипя и шепелявя, сказал: «Минаев. От него я балдею и сравнить могу только с Достоевским!» Книг Минаева он не читал, но того так часто поминают, что и не хочешь — запомнишь, как пасту «Блендамед».

В газете ответ с радостью напечатали, и фамилия старого писателя снова выпорхнула на свет божий, как моль из шкафа. И пока он разгребал снег на дорожке, по которой никто к нему не ходил, в московскую квартиру стали названивать из других газет: «Как вы оцениваете нашего претендента на Евровидение?» «Евровидение — это круто, — отвечал, старчески хрипя, молодой балбес, — будь я помоложе, я бы счёл за счастье быть в группе поддержки!» «Как вы относитесь к неравным бракам?» «В нашей стране равных возможностей не может быть неравных браков!» — отвечал пародист, наслаждаясь своим остроумием.

Между тем звёздные претензии завоевателя заметно поблекли. Ткнулся он туда-сюда и пообмяк. И, когда позвонили из какого-то журнала и спросили: «Нет ли у вас чего новенького?», сам не понимая, что мстит за свой неуспех, сказал: «Есть. Только что из-под гусиного пера!» «Так дайте нам! — сказали ему. — Можете прямо на электронный адрес».

Несостоявшийся артист записал адрес, а текст взять где? Хотел чего-нибудь из Интернета слямзитъ — испугался. Застукают! Переписать из старья? Книги писателя стояли на полке, но вид у них был — посмотришь, и первая мысль о пенсии! Хотел уж было отказаться от затеи, да тут по телевизору в ток-шоу поэта увидел, а на поэте рубашка, как у него!

«А напишу-ка я сам! — осенило балбеса. — Про то, как приехал в Москву и про всё здесь вообще!» А поскольку отвечать за написанное он не собирался, то стал шарашить на компьютере без оглядки.

И, худо-бедно, настругал повестушку. Компьютер ошибки исправлял, описание природы пародист тягал у Тургенева, афоризмы у Ларошфуко, стихи (а в повести были и они) из антологии — их там много.

Отослал, повыкаблучивался перед подружкой своей московской, а ей о чём ни толкуй — всё одно. Скажешь: «В солнечной системе 250 миллиардов звёзд» — она: «А сколько стоит „Пежо“?» Да и время в молодости бежит вприпрыжку. Кажется, впереди ещё всего так много будет…

Короче, зябким полутёмным утром отдал наш завоеватель ключи писательской сестре и потопал на вокзал. Будь в нём заряд писательского таланта, он бы горел думами о своём сочинении и ждал публикации, подгоняя часы и минуты; будь в нём коммерческая жилка — планировал, как срубить с этого дела бабки, однако в нашем завоевателе были лишь мечты о красивой (в его понимании) жизни. И сидя в поезде у окна, он, успокаивая себя, думал, что быть артистом, конечно, классно, но бизнесменом всё же лучше: ходить с элегантным кейсом, покупать акции, продавать, заключать контракты, а купив-продав-заключив — плыть куда-нибудь на белой яхте по голубому Средиземному морю. И, глядя в окно на заснеженные просторы, он мысленно был уже там — в море…

А старый писатель по утрам разгребал дорожку, если накануне был снег, по привычке садился за стол, писал что-то отрывочное, без жёсткой арматуры сюжета, как бывало, слушал пластинки, иногда включал транзистор и однажды, попав на говорливую волну, услышал: «Второе дыхание, а можно сказать, новая творческая жизнь открылась у старого писателя Саврыгина. Мужественно отказавшись от набивших оскомину стереотипов, он не только принял сегодняшнее время, но и успешно отстаивает своё право на участие в литературном процессе наших дней».

Ночью писатель долго не мог уснуть, думал: что бы это значило? И решил, что где-то что-то переиздали. А утром, подметая дорожку от крыльца к калитке, думал: «Нет, помнят ещё Саврыгина! Его так просто не забудешь! Эта мутная пена исчезнет, а Саврыгин останется!