вот сижу, выдыхаю, с трудом держусь за перила, легкие шершавые, изрезанные — как кора. вспоминаю, сколько их было, сколько любило — каждый мне оставил на память шрам.
был один — носил на руках, называл меня богом данной, до остановки сердца меня целовал он. уходила в спешке, едва примотавши раны, словно выбиралась из-под горящих завалов. уходила, был профиль его мне под сердцем выбит, и свисала кожа и мясо, за спиной взрывался пластид.
только самое страшное, последний удар навылет —
это то, что он меня продолжал любить.
был еще один — этот был второй половиной, был он яблоком с ветки одной со мной. мы стояли с оружием, наши смыкались спины, он поклялся — мы будем вместе и в жизни иной. он любил меня — тяжелой своей любовью, той, что танком прокатывается по выгоревшей земле, и глаза его через ночь глядели по-совьи, и блестел кухонный нож на столе.
а вот третий был легким, радостным, теплым, он и жил — как будто шел по канатам, только я ступала по битым стеклам и его боялась увидеть рядом, я его отталкивала подальше, не дохнуть, не тронуть, не заразить, не умела брать его ласку, даже ни о чем не умела просить.
вот сижу — и воздух в глотку сухую, так с трудом проходит и там дрожит.
Господи, подари мне любовь такую, чтобы от нее не сдыхать, а жить.