Царевна — лягушка
Малыш сидел на корточках и что-то рассматривал на земле. Это «что-то» было обыкновенной лягушкой. Мальчик глубокомысленно морщил лоб и ход его мыслей был примерно таков: «Почему же она серая? Ведь лягушки бывают зелеными. Во всех книжках пишут, что зеленые. А может, это вовсе и не лягушка?» — и малыш протянул руку к маленькому серому существу, но не успел и дотронуться, как кто-то, резко рванув его за ворот, поставил на ноги, а лягушка полетела в сторону, отброшенная ударом узкой туфельки.
Перед мальчиком стояла разгневанная мама с красивыми фиолетовыми волосами и красивыми мохнатыми ресницами. Тоненькие ниточки бровей сошлись на переносице, а глаза из голубых превратились в темно-синие (так бывало всегда, когда мама злилась).
— Сколько раз я тебе говорила, не трогай руками всякую гадость!
— Мама, — у сына задрожали губы, но он не заплакал, а только глубоко вздохнул, — зачем ты пнула лягушку! Ведь она же живая. А вдруг это была цадевна-лягушка?
— Вечно ты со своими глупостями, — мать возмущенно дернула сына за руку, — пойдем домой, раз не умеешь играть, как другие нормальные дети.
Сын опять вздохнул и ничего не сказал.
Когда мама ругала папу, тот тоже всегда вздыхал и уходил на кухню. Сыну некуда было уйти, поэтому он шел радом с мамой и горестно молчал.
Дома он с трудом дождался, когда придет с работы папа. Папа был старше и, наверно, умнее мамы, поэтому сразу понял, что сын огорчен не напрасно.
— Папа, — у мальчика опять дрожали губы, когда он рассказывал историю с лягушкой, а на глаза навернулись слезы. Теперь уже можно было и заплакать, он знал, что папа не будет сердиться. — Папа, она была почему-то серая, а не зеленая, и она хотела мне что-то сказать. Может ведь быть, что это была царевна-лягушка?
У папы были седые виски и добрые близорукие глаза. Он внимательно слушал сына и кивал головой:
— Конечно. Может быть, и царевна-лягушка.
Их разговор прервала красивая мама, которая вошла в комнату и сказала:
— Сын, ну-ка спать. А тебе, — обратилась она к мужу, — нечего забивать ребенку голову глупостями.
Через четверть часа малыш лежал в кровати, натянув одеяло до подбородка, а мать с отцом сидели на кухне. Она курила, пуская красивые колечки в открытую форточку, а он чистил картошку и горячо доказывал ей:
— Ты понимаешь, что так нельзя? Какой урок ты преподнесла сегодня сыну? Пнула лягушку! Мелочь? Но именно с таких мелочей закрадывается в сердце жестокость.
— До чего же ты надоел со своими передовыми методами воспитания! Нет, пусть бы он взял в руки эту тварь и заразился какими-нибудь лишаями.
— Любую болезнь можно вылечить. Но как излечить от жестокости, черствости, равнодушия?
— Господи, опять высокие слова! Без них ты не можешь. Другое дело, вот если бы щенка, а то — лягушка…
Муж тихо вздохнул:
— Ты не поймешь все равно…
— Что ты мне прикажешь понимать?! — взорвалась жена. — Что надо любить лягушек, мышей, тараканов? Так, что ли? А эти твои дурацкие сказочки! Вчера он увидел Дюймовочку, сегодня пытался погладить царевну-лягушку! Что ты добиваешься? Чтобы из сына получился такой же слюнтяй и мечтатель, как ты сам? Нет, дорогой, сейчас такие люди не в моде. Сейчас 'преуспевает тот, кто трезво смотрит на жизнь, кто умеет пробиться, пусть даже за счет других. Ну вот, что ты добился в жизни, благодаря своему великодушию и благородству? Тебе за сорок, а ты квартиры путной не имеешь, а если в чем-то и преуспел, так только потому, что работаешь, как вол. Другие, между прочим, имеют гораздо больше, не очень-то себя утруждая.
Муж не прерывал бурный монолог жены. Он знал, что спорить бесполезно, иначе они опять поссорятся, и больше всего их ссору будет переживать сын. А отцу совсем этого не хотелось.
Сын был его первым и единственным ребенком, и отец не знал, правильно ли его воспитывает, но его нисколько не возмущало, что мальчишка верит в сказки (он и сам иногда в них верил), и радовало, что сын так же, как и он, видит в облаке слона, а в сучковатом дереве Кащея Бессмертного. Его огорчало, что жена всего этого не видит. Зато она была много моложе его и очень красива. Он любил наблюдать, как она причесывается, как делает зарядку, безупречно владея гибким телом, как вертится перед зеркалом, примеряя новое платье.
Но сейчас на него навалилось раздражение, которое трудно преодолеть. Жена, со своими выщипанными бровями, с волосами, крашенными в нелепый цвет, и с сигаретой во рту, показалась вдруг чужой и неприятной.
И он встал, отложил недочищенную картофелину, вымыл руки и ушел к сыну, с которым ему было хорошо всегда.
Малыш еще не спал. Его круглые серые глаза, похожие на отцовские, были широко открыты.
— Ты почему не спишь, зайка? — отец присел на кровать.
Сын приподнялся и заговорил торопливо, сбивчиво:
— Знаешь, папа, даже если это была не царевна-лягушка, все равно же ее нельзя было пинать, ведь лягушки же полезные, ведь они всяких мошек вредных едят, ты же сам мне про это говорил, папа.
— Да, сынок, — папа тронул жесткие светлые волосы мальчика, — мама поступила неправильно. Она просто испугалась, что лягушка тебя укусит, она не знала, что они не кусаются. Мама просит у тебя прощения и обещает, что больше никогда так не поступит.
Успокоенный, мальчик положил голову на подушку, а потом, словно вспомнив что-то, сел опять:
— Папа, а ведь все-таки мне кажется, что это была царевна-лягушка. Ведь она сидела, смотрела на меня и не упрыгивала. А, папа?
— Да, сынок, — отец поцеловал сына в вихрастую макушку, — может быть, это была самая настоящая царевна-лягушка.