Когда-то стоял я на краю глубокого рва, поросшего по сторонам березняком, а на дне молодыми ольхами. Июльское солнце умиротворяло уставшее от блужданий по лесистым буграм тело, невольно клонило ко сну. Ноги сильно гудели, лукошко с боровиками и сыроежками примостилось рядом, утонув в высокой траве.
«Ого-го-го…» — зачем-то закричал я, приставив ладони к краям рта в надежде услышать эхо.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» — вместо эхо отозвалась на дальней берёзе кукушка.
«Сколько мне жить осталось?» — мысленно спросил я.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…"- девять раз прокуковала кукушка.
«Неужели так мало годков впереди?» — удивился я в свои двенадцать лет.
Солнечный свет всё так же дарил безмятежность, ласковый ветерок гладил кожу, тяжёлый шмель завис над ромашкой и мерно жужжал. Я сел недалеко от муравейника, глядя на суету трудолюбивых насекомых.
«Что может произойти в моей жизни за оставшееся время? Смерть от болезни, аварии, войны?» — размышлял я сидя на краю рва и глядя по сторонам. В паре километров, на лугу, за просёлочной дорогой, мирно паслись коровы, за леском на поле грохотал трактор, изредка из деревни доносились крики голосистых петухов.
«Нет, это невозможно! Я проживу, как моя прабабушка, а ей уже в ту пору было девяносто три» — негодовало внутреннее самолюбие.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» — словно издеваясь снова напомнила о себе птица.
«Экая ты обманщица, кума» — с досады я сплюнул в муравейник. Хлопотливые муравьи недоумённо ползали рядом со слюной, будто презирая меня за этот некрасивый поступок. Невдалеке была воронка от снаряда, оставшаяся со времён Отечественной войны, поросшая травой с пробившимся посередине большим кустом дикой ежевики, называемой в наших местах «жавины». Встав с земли и взяв лукошко с грибами я подошёл к кусту и остановился, поедая водянистые, кисло-сладкие ягоды.
«Ку-ку…» — снова донеслись звуки за спиной.
«Какие же мы всё-таки дураки, верим в технопрогресс, Бога, приметы, во всё, что угодно, лишь бы избежать ответственности за собственную жизнь « — подумал я и спустившись по узкой тропинке с полным грибов лукошком уверенной походкой пошёл домой, невзирая на истошные крики взлетевшей с берёзы кукушки.