Жанр: Абсурдистская Трагикомедия в трёх актах.
Действующие лица:

• МАКСИМ: Студент-первокурсник, 20 лет. Наивен, мечтателен, склонен к забывчивости (не медицинский склероз, а, скорее, экзистенциальная рассеянность).
• УБОРЩИЦА НИНА ПЕТРОВНА: Пожилая, практичная женщина. Голос бытовой реальности.
• МАЙОР ПЕТР ИВАНОВИЧ ГРАЧЕВ: Около 50 лет. Следователь старой закалки, параноик, одержимый поиском скрытых смыслов и заговоров. Верит, что случайности неслучайны.
• ЛЕЙТЕНАНТ СЕРГЕЙ СИДОРОВ: 25 лет. Молодой помощник Грачева, прагматик, скептик, но постепенно поддающийся влиянию «старшего товарища».
• ПРОФЕССОР АЛЬБЕРТ МАРКОВ: Около 60 лет. Доктор семиотики, эксцентричный, с бородой, похожей на гнездо, и вечно горящими глазами. Фанат конспирологии, способный найти смысл в любой абракадабре.
• ДЕВУШКА РЫЖАЯ (МАША): 20 лет. Студентка, бойкая, непосредственная.
• ДЕВУШКА БЛОНДИНКА (СВЕТА): 20 лет. Студентка, более сдержанная.
• ГОЛОС РАССКАЗЧИКА (за кадром): Мужской, глубокий, с лёгкой меланхолией и иронией.

---

ПРОЛОГ (Голос Рассказчика)

РАССКАЗЧИК:
Говорят, великие трагедии начинаются с грома и молний, с судьбоносных решений, что сотрясают землю. Я же всегда верил: всё куда проще. Всё начинается с едва уловимого шороха. С неправильно поставленной запятой. С ничтожного, забытого слова. Вот так и с Максимом. Его история — не о преступлении, которого он не совершал. Она о том, как мир, этот порой столь серьёзный и до абсурда самовлюблённый мир, решил, что преступление — это он сам.

---

АКТ I: РОЖДЕНИЕ ЗНАКА

СЦЕНА 1. КОМНАТА МАКСИМА В ОБЩЕЖИТИИ

(Сцена представляет собой типичную студенческую комнату: заваленный книгами стол, беспорядок, неубранная кровать. Хаотично разбросаны конспекты по экономике и художественная литература. На сцене — МАКСИМ, 20 лет, в помятой футболке, с растрёпанными волосами. Он сидит за столом, в руках — потрёпанный томик Достоевского. Он возбуждён, глаза горят фанатичным огнём.)

МАКСИМ: (Шепчет, почти себе под нос, с придыханием) «…Тварь я дрожащая или право имею?» Вот! Вот оно! Гениально! Он спросил! Он осмелился спросить! А мы что? Мы боимся. Боимся даже мысли о… о смелости мысли! (Тяжело выдыхает, откладывая книгу.)

(Он берёт чистый лист бумаги и ручку. На несколько секунд замирает, глядя в пустоту, в «девственную белизну» листа, которая кажется вызовом. На его лице отражается внутренняя борьба — между вдохновением, страхом, грандиозными амбициями и желанием превзойти самого себя.)

МАКСИМ: (Вслух, с мощным, почти маниакальным надрывом, словно произнося клятву) Я… убил… человека.

(Он выводит эти слова крупным, неровным, но уверенным почерком на листе. Смотрит на них. Лицо его озаряется странной, торжествующей улыбкой — улыбкой творца, запустившего механизм мироздания. Затем улыбка медленно гаснет, сменяясь лёгким, почти детским недоумением. Он рассеянно кладёт ручку на стол. Тянется за кружкой. Замечает мигающее уведомление на телефоне.)

МАКСИМ: (Смена настроения мгновенна, он уже забыл о написанном. Голос его звучит легкомысленно.) О! «Завтра пара по макроэкономике переносится!» Слава богу! А то эта кривая Филлипса… Ничего не понимаю в ней. Нужен чай! И печеньки!

(Он встаёт, небрежно задевает лист локтем. Лист скользит, переворачивается и падает под стол, становясь невидимым. Максим выходит из комнаты, насвистывая незатейливую мелодию. Занавес опускается на пустую комнату, где на полу лежит забытое слово, ожидая своей абсурдной судьбы.)

---

СЦЕНА 2. КАБИНЕТ МАЙОРА ГРАЧЕВА

(Скромный, но заставленный бумагами кабинет. На стене — старая карта города, увешанная красными нитками, соединяющими непонятные точки. Над столом висит потрёпанный портрет Дзержинского. На сцене — МАЙОР ПЕТР ИВАНОВИЧ ГРАЧЕВ, 50 лет, в строгом, хотя и слегка помятом мундире. У него усталое, но проницательное лицо, на котором отпечаталась печать многолетних поисков «глубокого смысла». За столом напротив него — ЛЕЙТЕНАНТ СЕРГЕЙ СИДОРОВ, 25 лет, молодой, опрятный, с папкой в руках, пытающийся казаться сосредоточенным.)

ГРАЧЕВ: (Растирает виски, глядя в пустые глаза портрета) Итак, Сидоров, что у нас по делу «Пустой Крючок»? Настоящее убийство мы нашли или опять…

СИДОРОВ: (Деловито, читая из папки) Майор Грачев, всё по плану. Обследованы все ближайшие парки, подвалы, заброшенные стройки — ничего. Опрошены все жители общежития, уборщицы, вахтеры — ни одного без вести пропавшего. Ни единого свидетеля, кто бы видел что-то подозрительное. Максиму Алексеевичу, хозяину комнаты №317, на вид двадцать лет, студент-первокурсник экономического факультета. Соседи характеризуют как рассеянного, но неагрессивного. Результат поиска трупа — отрицательный. Полностью.

ГРАЧЕВ: (Хмурится, стучит пальцем по столу. Его раздражение нарастает.) Слишком чисто, Сидоров! Вот что мне не нравится. Непозволительно чисто! (Он поднимает листок, который УБОРЩИЦА НИНА ПЕТРОВНА принесла в начале месяца. На нем крупным почерком написано: Я убил человека. Грачев проводит по строчке пальцем.) Когда нет трупа, но есть такое… такое заявление… (Швыряет листок на стол.) Это подозрительно! Убийство — это всегда беспорядок, кровь, свидетели, а здесь — стерильная, блин, строчка!

СИДОРОВ: (Неуверенно) Может, шутка? Или кто-то балуется, пишет «великий роман»? У них там, у студентов, всякое… Достоевского начитаются, потом им Раскольниковы мерещатся.

ГРАЧЕВ: (Резко отрезает, взгляд его становится жестким) Достоевский здесь ни при чем, лейтенант! (Понижает голос до зловещего шёпота.) С Достоевским мы уже разбирались в восьмидесятых. Там всё ясно: преступление — это преступление, наказание — это наказание. А вот здесь… (Он подносит листок к свету, прищуривается, словно ища микроскопические знаки.) Здесь нет даты. Нет имени. Нет места. Чистая, дистиллированная фраза. Она как пустой сосуд, Сидоров. Но этот сосуд, я чувствую, не пуст. Он заполнен воздухом, который никто не видит. И в этом воздухе — шифр!

(СИДОРОВ, недоверчиво, но с растущим интересом, пытается заглянуть в лупу профессора.)

СИДОРОВ: (Записывает в блокнот, уже механически) «Воздух… шифр…»

ГРАЧЕВ: (Встает, подходит к карте на стене, задумчиво смотрит на красные нитки, что уже несколько лет висят, соединяя точки, смысл которых известен только ему.) Отработка версии реального уголовного преступления завершена. Результат — ноль. А это, лейтенант, тоже результат! Отсутствие явного преступления — это часто самое главное преступление. Это знак, что преступление не физическое, а… (Задумывается, подбирая точное слово, словно ощупывая его на вкус.) …идеологическое! Символическое!

(Стук в дверь. Входит ПРОФЕССОР АЛЬБЕРТ МАРКОВ, 60 лет. Эксцентричный, с копной седых волос, похожих на разворошенное воронье гнездо, в нелепом твидовом пиджаке, с огромной лупой на толстом шнурке на шее. Он выглядит возбуждённым, глаза лихорадочно блестят.)

МАРКОВ: Петр Иванович! Мой дорогой майор! Я здесь! Срочно! Вы получили мою записку?! Меня осенило!

ГРАЧЕВ: (Лицо Грачева заметно оживляется, он словно получает подтверждение своим давним предчувствиям.) Проходите, профессор. Как раз ждал вас. Вы ведь изучали эту… рукопись?

МАРКОВ: (Подходит к Грачеву, в начертании кириллицы, в расположении каждой буквы, в межбуквенном расстоянии — *масонская сетка*! Я вам говорю! Натуральная! А первая буква 'Я' — (Он подносит лупу к листу, его глаз, увеличенный стеклом, кажется огромным и безумным) — это же стилизованный символ Всевидящего Ока, повернутого на девяносто градусов! Символ отпадения! Отступничества! А затем, если провести линии… (Он начинает водить пальцем по воздуху над листом.) …и она не одна! Там есть и цепи братства, и тайные узлы! Здесь зашифрован целый ритуал!

*(СИДОРОВ, недоверчиво, но с растущим интересом, пытается заглянуть в лупу профессора, затем смотрит на лист невооруженным глазом, пытаясь увидеть хоть что-то, кроме почерка.)*

СИДОРОВ: (Шёпотом, обращаясь скорее к себе) Цепи? Узлы? Но это же… просто почерк?

МАРКОВ: (Гневно оборачивается к Сидорову, словно тот оскорбил священную реликвию) «Просто почерк»? Юноша, для вас это просто почерк, ибо вы не посвящены! Для вас это шум! Хаотичное нагромождение знаков! А для тех, кто *знает*, кто обладает Ключом, это *сигнал*! Петр Иванович, вы не просто наткнулись на студента. Вы наткнулись на *ключ*! Ключ к пониманию. Или… (Его голос замирает, он обводит взглядом кабинет, полный карт и ниток.) …к пониманию того, что нас давно уже декодируют!

ГРАЧЕВ: (Восторженно, словно обретя долгожданный смысл своей жизни) Декодируют! Именно! Я так и чувствовал! Значит, наш Максим — не просто убийца. Он… (Смотрит на карту, на красные нитки, которые теперь, кажется, обретают новую, зловещую логику.) …он курьер! Курьер тайного знания!

МАРКОВ: Или жертва! Жертва, через которую говорят!

ГРАЧЕВ: (Хищно улыбается, его глаза блестят.) Неважно. Главное — теперь мы знаем, что искать. Искать не труп, а смысл. Искать не убийцу, а шифровальщика. И мы найдем его. Мы заставим его *проявить* этот шифр. Сидоров! Отменить все стандартные процедуры. Начинаем операцию «Смысл». Психологическая провокация. Мы не будем его ни о чем спрашивать. Мы будем *подкидывать ему ключи*. И смотреть, как он на них реагирует. Мы должны понять контекст этой фразы. Кто убит? И *почему*?

*(Грачев и Марков обмениваются торжествующими, заговорщическими взглядами. Сидоров, совершенно ошеломлённый абсурдностью происходящего, лишь записывает в блокнот: «Операция 'Смысл'. Психологическая провокация. Подкидывать ключи. Наблюдать за реакцией на триггеры. Цель: раскрыть контекст шифра».)*

*(ЗАНАВЕС.)*

---

АКТ II: СЕТЬ СМЫСЛОВ

СЦЕНА 1. ПАРК РЯДОМ С УНИВЕРСИТЕТОМ

*(Солнечный день. МАКСИМ сидит на лавочке, пытается сконцентрироваться на конспекте по макроэкономике, но его взгляд рассеянно блуждает. В его движениях чувствуется лёгкая нервозность. В отдалении, за кустами, стоят ГРАЧЕВ и СИДОРОВ, наблюдая.)*

ГРАЧЕВ: (Шёпотом Сидоров у, глядя в бинокль) Вот он. Объект. Пока ничего. Тишина. Но я чувствую, Сидоров, *потенциал*. Он *неспокоен*.

СИДОРОВ: (Нервно) Может, контрольная завтра? Экономика, она такая.

ГРАЧЕВ: (Раздражённо) Никаких контрольных! Это *предчувствие*. Это отголосок того, что у него внутри. Готовьте Девушку-1.

*(К Максиму, словно невзначай, подходит РЫЖАЯ ДЕВУШКА (МАША), 20 лет, с книжкой в руках. Она кажется легкомысленной и игривой.)*

МАША: (Игриво) Ой, извините, я вас, кажется, видела в библиотеке. Вы не подскажете, сколько времени?

МАКСИМ: (Вздрагивает, поднимает голову, смущённо смотрит на неё, забывая про конспект. Вспоминает старый, нелепый совет.) Девушка, а можно с Вами познакомиться?

*(Маша смотрит на него с легкой насмешкой, но в её глазах мелькает и что-то, что Максим не может прочитать — это тщательно отрепетированный взгляд.)*

МАША: (Улыбается) А ты что, открыл новый закон физики? Руку из-под юбки убери!

*(Максим опешил. Он и близко не помышлял о юбке, но фраза, её энергия, были настолько… знакомы. Он смутился, инстинктивно убрал руки в карманы. Его плечи дёрнулись — еле заметный, но Грачеву видимый нервный тик.)*

МАКСИМ: (Заикаясь) Я… я могу Вам написать формулу, доказывающую, что…

МАША: (Перебивает, засмеявшись, но смех её звучит немного фальшиво, наигранно) А ты точно физик? А я думала — шизик!

*(Она наклоняется, берёт его руку и быстро рисует на его запястье маленькое сердечко. Максим оцепенел. Маша, отпуская его руку, вдруг чуть слышно, почти интимно, спрашивает.)*

МАША: (Её голос становится серьёзнее, проницательнее) А ты давно… *убивал* чьи-то мечты?

*(Максим холодеет. Он чувствует, как на его руке словно жжёт нарисованное сердечко. Вопрос бьёт прямо в молое сознание, воскрешая в памяти ту забытую строчку. Он смотрит на неё широко раскрытыми глазами, пытаясь найти ответ, который он сам не знает. Маша, удовлетворённо улыбнувшись, отходит. Максим остаётся сидеть, оцепеневший.)*

ГРАЧЕВ: (Опуская бинокль, торжествующе) Провокация сработала, СИДОРОВ! Он *чувствует* вопрос! Он *реагирует*! Его нелепый ответ про «формулу» и нервный тик — это неявный ответ на триггер! Он скрывает! А вопрос про «убивал мечты» — это прямой удар по контексту! Марков был прав!

СИДОРОВ: (Записывает, уже не сомневаясь) «Нервный тик, попытка убрать руки, замешательство. Триггер — 'руку из-под юбки'. Вторичный триггер — 'убивал мечты'.» Но сердечко-то зачем?

ГРАЧЕВ: (Загадочно) Сердечко — это, лейтенант, ложная закладка. Если он попробует его стереть, это покажет его попытку удалить свидетельства. Если оставит — признание в косвенной связи. Любое его действие по отношению к этому сердечку — это информация. Продумано до мелочей!

*(ГРАЧЕВ снова поднимает бинокль, фокусируясь на Максиме, который сидит, уставившись на свою руку. ЗАНАВЕС.)*

---

СЦЕНА 2. СТУДЕНЧЕСКАЯ СТОЛОВАЯ. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ.

*(Шумная столовая. МАКСИМ сидит один за столом, пытаясь съесть обед. Он выглядит ещё более рассеянным и нервным. Постоянно оглядывается. В его взгляде — предчувствие. К нему «случайно» подсаживается ДЕВУШКА БЛОНДИНКА (СВЕТА). Она мило улыбается.)*

СВЕТА: Привет! Свободно? (Не дожидаясь ответа, садится напротив.) Я Света. Ты Максим, да? Я тебя часто вижу, ты такой задумчивый. Пишешь что-то?

МАКСИМ: (Вздрогнув) Я? Нет… то есть, да… но… (Он не может понять, к чему ведёт разговор.)

СВЕТА: (Невзначай роняет вилку на пол, наклоняется, чтобы поднять её. Её голос становится чуть тише, глубже.) Ой, кажется, я *потеряла смысл*. Ты не видел, где он *закопан*?

*(Максим резко отставляет тарелку. Его глаза расширяются. Он невольно начинает озираться по сторонам, словно ища то самое «закопанное». Руки его дрожат. Света поднимает вилку и снова мило улыбается, словно ничего не произошло.)*

МАКСИМ: (Голос Максима срывается) Что… что вы имеете в виду? Какой смысл?

СВЕТА: (Удивлённо) Ну, в этой жизни! Все мы теряем его иногда, правда? Просто ты, кажется, его *очень* глубоко закопал. Или… (Она смотрит ему прямо в глаза, и в её взгляде читается та же «проницательность», что и у Рыжей Девушки.) …ты сам его *убил*?

*(Максим вскакивает из-за стола, опрокидывая стул. Он хватает свой поднос и быстро уходит, не оглядываясь. Света спокойно берёт вилку и продолжает есть, едва заметно усмехаясь. В отдалении, за колонной, стоят ГРАЧЕВ и СИДОРОВ. Грачев довольно кивает.)*

ГРАЧЕВ: «Потеряла смысл, где он закопан», «сам его убил»… Марков гений! Он бьёт прямо в цель, СИДОРОВ! Его реакции становятся всё более яркими. Он на грани!

СИДОРОВ: (Хмурится) Майор Грачев, а зачем мы так с ним? Он же явно не в себе. Может, ему психолог нужен? А не… «шифры»?

ГРАЧЕВ: (Резко поворачивается к СИДОРОВу, его глаза горят) Психолог? Лейтенант! Когда речь идёт о подрыве государственности, о тайных обществах, о символах, которые могут перевернуть миропорядок, психолог — это не выход! Психолог будет лечить симптомы, а мы должны добраться до корня! До источника его шифра! И он его нам покажет! Он его проявит!

*(ЗАНАВЕС.)*

---

АКТ III: СУД НАД СЛОВОМ

СЦЕНА 1. СЛЕДСТВЕННАЯ КОМНАТА.

*(Комната полутемная, освещенная одним мощным прожектором, направленным на центр. На стене, под лучом проектора, огромным, зловещим размером, проецируется строчка: «Я убил человека.» В комнате стоит стол, два стула. Один стул для Максима, другой для Грачева. ПРОФЕССОР МАРКОВ сидит в тени, рядом с проектором, его глаза блестят в темноте. СИДОРОВ стоит у стены, записывая каждое слово.)*

ГРАЧЕВ: (Стоит, скрестив руки на груди, напротив Максима, который сидит, сгорбившись, бледный и измученный. Он уже не тот наивный студент.) Максим Алексеевич. Присаживайтесь.

МАКСИМ: (Его голос хриплый, он почти шепчет) Я… я уже сижу… Не понимаю, что здесь происходит… Я никого не убивал! Это же… это же просто слова!

ГРАЧЕВ: (Сухо) Слова, Максим Алексеевич, обладают огромной силой. Особенно — такие слова. Вы написали эту фразу? (Указывает на проекцию.)

МАКСИМ: (Трясёт головой) Да! Это… это была первая строчка моего романа! Я подражал Достоевскому! Я вдохновился «Преступлением и наказанием»! Хотел написать свой…

ГРАЧЕВ: (Резко поднимает ладонь, останавливая его. Голос его глухой и торжественный, как удар колокола.) Не спешите, Максим Алексеевич. Достоевский здесь ни при чем. Забудьте о ваших, так называемых, «романах». Мы говорим о шифре. О послании, заложенном в вашей руке, в вашем начертании.

*(Профессор Марков, словно призрак, выходит из тени, включает лазерную указку. Он начинает водить ею по буквам на стене, словно дирижируя невидимым оркестром смыслов.)*

МАРКОВ: (Голос его наполнен фанатичным восторгом) Смотрите! Первая 'Я'! Это не просто буква! Это пиктограмма. Треугольник с центральной точкой, символом Провидения, перевернутый вниз! Символ падения! Предательства! (Указка скользит дальше.) Буквы 'убил' — это не просто глагол! Это аббревиатура! 'У'-Устав, 'Б'-Братства, 'И'-Извращённого, 'Л'-Лжеца! «Устав Братства Извращённого Лжеца»! Вы понимаете?!

*(Максим смотрит на Маркова, затем на Грачева, затем на СИДОРОВа, который записывает, словно всё это — абсолютная истина. В его глазах — смесь ужаса и неверия.)*

ГРАЧЕВ: А сама структура фразы! (Подхватывает Грачев, шагая взад-вперед.) Три слова! Три уровня! «Я» — личность. «Убил» — действие. «Человека» — цель. Это же формула масонского ритуала посвящения! С его этапами! Отступничество, принятие устава, жертвоприношение!

МАКСИМ: (Вскакивает со стула, кричит, отчаяние прорывается наружу) Но… но это же абсурд! Это же… мой почерк! Моя мысль! Я просто… хотел написать роман! Мне показалось, что я его написал! У меня склероз!

ГРАЧЕВ: (Усмехается, взгляд его пронзителен) Ваш почерк, Максим Алексеевич, уже был проанализирован. Профессор Марков подтвердит: он обладает уникальными характеристиками, которые указывают на склонность к шифрованию подсознательных импульсов. А ваши «мысли», как вы говорите, — они лишь прикрытие. Пустота на остальных страницах, Максим Алексеевич, — это не забывчивость. Это скрытый контент. Белая страница — это «невидимые чернила», которые вы ожидаете проявить!

МАРКОВ: (Радостно потирает руки) Именно! Как в древних манускриптах!

ГРАЧЕВ: (Подходит к Максиму вплотную, его голос становится пугающе тихим) А что касается вашего «склероза»… Вы ведь помните, когда вы в последний раз видели ту девушку с сердечком на руке? И как она спросила: «А ты давно… *убивал* чьи-то мечты?»

*(Максим замер. Он помнил. Нелепый разговор. Сердечко на руке. Бессонные ночи, полные страха и непонимания. Всё это вдруг обрело для него зловещий, неотвратимый смысл. Его плечи опустились.)*

ГРАЧЕВ: (Триумфально) Вы проявили себя, Максим Алексеевич. Мы наблюдали. Ваше беспокойство, ваша рассеянность, ваши попытки «вспомнить» — всё это подтверждает, что вы не просто студент, а адепт. А «Я убил человека» — это не *начало романа*. Это отчёт. Ваш отчёт о ритуале.

*(Грачев достаёт из внутреннего кармана толстую папку. СИДОРОВ открывает её и кладёт перед Максимом. В папке — аккуратно подшитые фотографии Максима, сделанные скрытой камерой во время провокаций, распечатки «расшифровок» Маркова, его собственная злополучная строчка, а также заключения графологов и психолингвистов, подтверждающие «шифровальную активность».)*

ГРАЧЕВ: Вы признаны виновным, Максим Алексеевич. В создании и распространении… (Он ищет глазами профессора Маркова, тот ему подсказывает.)

МАРКОВ: …несанкционированных символических сообщений с признаками экстремизма! И за покушение на подрыв государственности через литературу!

МАКСИМ: (Тихим, разбитым голосом) Но… это же абсурд…

РАССКАЗЧИК:
Абсурд, Максим, — это то, что мы не можем постичь. Для них же, для Грачева и Маркова, это была чистая, непоколебимая логика. Логика, построенная на единственной, забытой тобой строчке.

*(На сцене появляется АДВОКАТ СЕМЁН ИГНАТЬЕВИЧ, пожилой, уставший человек с портфелем.)*

АДВОКАТ: (Обращаясь к Максиму, тихо) Понимаете, Максим. Они *нашли* смысл. А смысл, когда он найден, уже не нуждается в вашем согласии. Вы — классический случай. Чеховское ружье… (Вздыхает.) …только оно выстрелило не в третьем акте, а в вашем собственном подсознании.

*(Максиму выносят приговор. Небольшой срок, как молодому «гениальному шифровальщику». Он сидит, глядя в пустоту. Грачев и Марков обмениваются рукопожатиями. СИДОРОВ, записывая, смотрит на Максима с долей жалости, но и с непониманием. Проекция строчки на стене медленно тухнет.)*

РАССКАЗЧИК:
Максим так и не смог никому ничего объяснить. Ни про Достоевского, ни про свой склероз, ни про абсурдность их «расследования». Его «роман», состоящий из одной строчки, превратился в дело государственной важности. Его судили не за убийство, которого не было, а за «покушение на подрыв государственности через кодированные сообщения». Он стал легендой в определённых кругах — как человек, который создал самый короткий и самый сложный шифр в истории спецслужб. Его фраза вошла в учебники криптографии как «Энигма Максима».

А мир? Мир продолжал существовать. Только теперь, благодаря «открытию» Грачева и Маркова, он стал ещё более подозрительным. В каждой тени, в каждом слове, в каждом взгляде люди искали тайные знаки. И находили. Потому что, как оказалось, мир всегда готов отразить тот каприз, который мы сами ему навязываем. А если ты ищешь заговор, ты его обязательно найдёшь. Даже в самой невинной фразе. И даже если ты сам не помнишь, как её написал.
Истинное преступление, как понял Максим, было не в убийстве человека. А в убийстве смысла.
Иногда, чтобы стать гением, достаточно просто забыть, что ты написал. И чтобы мир решил, что это — Знак.

*(Сцена медленно погружается в полную темноту. Слышен лишь одинокий, едва различимый смех.)*

ЗАНАВЕС.