Контора комбината общественного питания, которую я ревизовал, располагалась по соседству с музыкальным училищем имени Бортнянского. С утра до вечера бухгалтеров и прочих работников «обстреливали» звуки фортепиано, скрипок, духовых и струнных — целый оркестр, живущий своей жизнью. Иногда это было приятно, даже вдохновляюще. А иногда — как говорится, «тошно становится».

Моя дочь училась в музыкальной школе, и я решил воспользоваться случаем: зайти в училище, взять проспект для поступающих, да и просто познакомиться с атмосферой. Здание находилось прямо через дорогу.

На первом этаже, в коридоре, я остановился у доски с расписанием занятий. В глаза бросились аббревиатуры дисциплин: наряду с привычными «сольфеджио» и «теорией музыки» значились загадочные ДПЮ, ОМЗ, ООН…

У окна стояли три студентки. Я подошёл:  — Девочки, а что такое «до-пе-ю»?
Одна из них, не моргнув глазом, ответила:
 — Это у мальчиков.
 — Видимо, достроевая подготовка юношей, — усмехнулся я. — А ОМЗ?  — Основы медицинских знаний, — хором ответили они, весело улыбаясь.  — А ООН?  — Это обществоведение. Мы ещё не изучаем, — и снова хохот.
 — А я подумал: Организация Объединённых Наций. Преподаватели, наверное, шутят: до какой-то «пе» нужна нота «ю».

Оставив смеющихся девушек, я поднялся на второй этаж. У входа в приёмную директора на стуле сидел юноша и лихо «наяривал» на балалайке. Играл с таким вдохновением, что казалось — он на седьмом небе. Но в контексте соседнего кабинета директора выглядело это комично.

Секретарши не было. Из полуоткрытой двери доносились голоса — шёл педсовет. Решил зайти за проспектом позже.

Проходя по коридору, заглянул в аудиторию. За фортепиано сидела девушка, перебирая нотные сборники. Я спросил:  — А где остальные?  — Кто остальные? — ответила она, не отрываясь от нот.
 — Здесь должна быть группа. Вы играете? Сыграйте.  — Я не умею, — холодно ответила она.  — А что умеете?  — Петь.  — Ну, так спойте.  — А кто вы такой, чтобы я для вас пела?  — Инспектор народного образования.  — Я для вас петь не буду.  — Ну и не нужно.

Я уже направился к выходу, как она вдруг прошлась по клавишам — виртуозно, вызывающе. «Ишь ты, не умеет играть», — подумал я. Повернулся:  — Ваша фамилия?
 — Червоневская.  — Имя, отчество?  — Вероника Вячеславовна.  — Откуда?
 — Из Краснополья.  — Хорошо, — сказал я и ушёл.

Через несколько часов, забыв о Червоневской, я вернулся. Секретарша была на месте. Получил целую пачку проспектов — бумага плотная, пригодится для записей.

На третьем этаже рассматривал плакаты, когда ко мне подошла студентка: — Пройдёмте к директору.  — Червоневская?  — Да.

В голове — паника. Я ведь не инспектор. Директор может задать неудобные вопросы: кто я, зачем пристаю к студентам, почему у меня пачка проспектов? А если позвонит на работу — выговор обеспечен. Нет, к директору идти нельзя.

Пока Червоневская спускалась на второй этаж, я рванул на четвёртый, затем — по параллельной лестнице вниз. Запасной выход — заперт. Оставаться? Искать меня не будут. Или — штурмовать главный выход.

Быстро приближаюсь к двери. И тут — из закоулка выскакивает Червоневская:  — Вот он! — и пальцем в меня.

Из-за её спины выходит пожилой, полный мужчина с лысиной:  — Молодой человек…

Я ускоряю шаг:  — Извините, я перепутал…

Резко поворачиваю влево, почти бегом — по асфальтовой дорожке, в спасительную сень кустарников. В голове — будто выстрел из старинного пистолета.

Психологическую дуэль я проиграл. Позже вспоминал: — Бежал как дурак.