Как-то ушёл в себя с головой: плавниками,
зубами, височной костью. Мир не ищет
меня: он глух, он нем, он пожирает слепцов
со злостью. Слепые ведут слепых: в бездну,
в отчаянье, в мир, что не ищет меня, —
я его продал. Я на него смотрю сотнями
глаз-окон. Крики, огонь и слова о счастье,
и вот Харон их встречает и говорит
им: «Здрасьте». Вроде бы финиш — погасли
свечи, криков не вынесу — ломают они, калечат.
Только разве важно, что будет дальше,
даже если весь шарик земной горящий?
Сколько таких шаров внутри-снаружи?
Лопнет один десяток — будет другой,
что намного лучше. Я не кричу
давно — не услышат. Мир догорает, скалясь
книжонкой Ницше. Некому здесь
тушить — берегут бумагу: сносят в сортир
и к универмагу. Многое можно сказать о них,
только я не буду. Я ухожу в себя,
превращаясь в Будду.