С какого бодуна какой чудак
додумался (видать, и вправду спьяну)
замуровать игрушечный маяк
в стеклянный шар без всякого изъяна?
В такой обыкновенный снежный шар —
их к декабрю является немало
приметой ширпотребной Рождества
на всех витринах, ярмарках, развалах.
В боках зеркальных ёлочных шаров
(сосулек, шишек — форм традиционных)
помножены весёлым волшебством
причудливые маски и короны,
щелкунчиков ряды, снеговиков
и красноносых стариков весёлых —
как на парад. И хвойный дух венков
провозглашает миру праздник скорый.
Среди конфет и всякой мишуры —
соблазнов пестрых детворе незрелой —
отыщутся и снежные шары,
и в каждом — мир, навек заледенелый.
На всякий вкус и кошелёк любой
объятые стеклом миниатюры.
Встряхнешь — и, заметенные пургой,
исчезнут на мгновение фигуры:
семья оленей, лес, снеговики,
дары земные славного святого,
пригорок возле скрытой льдом реки,
избушка с занесённой снегом кровлей…
И вдруг — маяк, стоящий на скале,
недвижные под ней застыли волны.
К чему в предновогодней кутерьме
такой сюжет, непраздничный и спорный,
лишённый напрочь духа волшебства,
лишённый всякой логики и смысла?

Когда за пару дней до Рождества
такая тьма над городом повисла,
такие налетели вдруг ветра,
такие повалили снегопады,
что выходить не станешь со двора,
да и во двор — лишь если очень надо,
вдруг оказалось, что всего и есть —
два цвета темноты: ночной и снежный,
и через них уже не разглядеть
ни проблеска сомнительной надежды.
Гирлянды, фейерверки, фонари
и огонёк недогоревшей свечки
два цвета тьмы задули, замели,
собою скрыв, казалось бы, навечно.
Но в этой тьме какой-нибудь чудак
по улице заснеженной и длинной
идёт — и видит: светится маяк
вдали, в витрине лавки сувенирной.