Торшер в нелепой шляпе-абажуре
под цвет обоев в зале и портьер,
помешанный на собственном гламуре,
считал, что украшает интерьер.
Гордился креативностью и блеском.
Троюродной прабабкой звал луну.
Журнальный столик и ковёр, и кресло,
и плед на кресле верили ему,
пленённые изогнутостью линий,
похожих на застывшую волну.
А лампочки торшер боготворили,
в служеньи здравый смысл перешагнув.
Теплом и светом был обласкан идол,
внимавший молча пламенным речам.
Нельзя сказать, что он их ненавидел,
он просто их в упор не замечал.
От смеси бахромы, стекла и стали,
не стоит ждать изысканных манер.
Да лампы, если честно, и не ждали,
в своей любви не зная полумер.
Они сгорали от избытка чувства.
Другие их спешили заменить —
святое место не бывает пусто.
Рассерженно искрил электрощит:
— Когда-нибудь они поймут, приятель,
что ты не бог и даже не король.
По сути — просто лампочкодержатель.
Без лампочки — пустое место, ноль.