Адрес этого фотографа никто никогда никому не говорил, жил он в каком-то переулке, где сроду на домах табличек не было. Идти туда надо было обязательно с той, кто уже бывала у него. Шёпотом говорили, что жизнь после его фотографий меняется так, что и помыслить невозможно, а вот отчего… тут все умолкали и даже рты руками закрывали, чтобы тайна ненароком не выскользнула на волю. Попасть к нему на сеанс считалось даже не удачей, а величайшим счастьем.

Валя семенила рядом с красавицей Ирой и так и не могла до конца поверить в то, что они идут вместе к тому самому фотографу. Ира — дочь состоятельных родителей, родилась с серебряной ложкой во рту, как говорят сейчас и чего ей в жизни не хватает, Валя не могла понять, как не пыталась, а вот все равно, она шла, даже летела к этому кудеснику и Валя еле-еле поспевала за ней.

— Ир, а что будет-то? — Валя в десятый раз пыталась расспрашивать неразговорчивую Иру.

— Он сам все объяснит, отстань, — красавица была не в духе.

«И что она дуется," думала Валя, завистливо ловя восхищенные взгляды мужчин, направленные на Иру и только на нее, словно на улице больше ни одной девушки не было. Она старалась идти к однокурснице как можно ближе, чтобы и на нее перепадало немного мужского внимания. Валю нельзя было назвать некрасивой — высокая, стройная, с правильными чертами лица, умная и улыбчивая, она была почему-то незаметной, практически невидимкой. Ее никогда нельзя было найти на групповых фотографиях, она то отворачивалась в самый ответственный момент, то наклонялась завязать шнурок, то ее закрывал кто-то. Она в шутку говорила, что рождена быть разведчиком — серая, блеклая и ничем не выдающаяся. Вот потому, что в разведчицы не хотелось, а мечталось об успехе, о восхищенных взглядах, она и заняла денег и шла теперь рядом с недовольной Ирой. Та как раз о деньгах и спросила.

— Взяла?

— Да, но так дорого.

— Не ной, оно того стоит, каждого рубля, — Ира рассмеялась очень злобно и уже до самого дома фотографа рта не раскрыла, как ни пыталась Валя ее разговорить.

Валя думала, что мастер иллюзий будет похож на доброго волшебника или, наоборот, на злобного гнома, а встретил их обычный пожилой человек с уставшим и каким-то слабым взглядом. Он был чем-то похож на Жана Рошфора в «Высоком блондине» и Валя сразу подумала, что он чем-то сильно болен. Он был неожиданно модно и дорого одет, такое не часто встретишь, чтобы мужчина хорошо за… надел ярко алую футболку под синюю клетчатую рубашку, джинсы с отворотами и явно дорогие мокасины. Валя посмотрела на его одежду и вздохнула. Оно и понятно, три ее стипендии он запросил за один единственный портрет. Что она скажет дома, она понятия не имела, придется врать, а она это не любит и не умеет. А сказать правду — так родители пальцем у виска покрутят. За одну единственную фотографию столько денег! Сейчас кто угодно тебя снимет и как хочешь разукрасит! Валя опять вздохнула и потихоньку начала сомневаться в своем решении. Фотограф посмотрел на нее, усмехнулся и пригласил подождать, а сам повернулся к Ире и спросил:

— Вы же на второй портрет? Я не ошибаюсь?

— Нет, вот первый, как вы и говорили, — Ира отдала фотографу большой конверт.

— Ну, ну, пройдемте. А вы, девушка, ждите, журнальчики полистайте или книжку почитайте, — это он уже к Вале обратился, указав ей на кресло и столик с журналами и книгами. — Ждать придется долго, сразу предупреждаю.

Долго, так долго, решимость вернулась так же внезапно, как и исчезала. Валя просмотрела журналы и книги и выбрала самую потрепанную. Раз такая зачитанная, значит интересная. «Девчата» Бориса Бедного — вот, что это была за книга. Фильм Валя смотрела, конечно, а вот, что и роман такой есть, она понятия не имела и начала читать, про себя подумав, что героиня — Тося, почти, как она — серая, неприметная пичужка.

— Я — все, — неожиданно раздался Ирин голос у нее над ухом. Она вздрогнула и посмотрела на часы. Ого! Два часа пролетело, а она и не заметила, книга-то и получше фильма будет, не удивительно, что она ее так увлекла. Валя, еще не совсем вернувшись из книжной реальности, посмотрела на Иру. Что-то в ней изменилось, а вот что — непонятно. Она стала мягче, вокруг нее как свет разлился, к ней так и тянуло, хотелось погреться около нее.

— Ну, я пошла, я тебя ждать не собираюсь, домой сама дойдешь, не маленькая, — Ира, хоть и изменилась, но вежливости в ней явно не прибавилось, она даже не сказала «пока» и выскочила за дверь.

— Пройдемте, девушка! — Фотограф, оказывается все это время стоял тут же. Валя, замирая, с колотящимся сердцем, пошла за ним. Собственно фото ателье было, как на старых фото — огромный фотоаппарат, большие лампы, стул с прямой спинкой и все.

— Садитесь, — мужчина указал ей на стул.

— А причесаться, помаду обновить, тушь, — Валя суетливо потянулась к сумочке.

— Ничего не надо, подретуширую, если понадобится. Ну, милочка, рассказывайте.

— Что? — совсем испугалась Валя.

— Что хотите!

— Все, что угодно? И про мою кошку можно рассказать? О, она у меня красавица, назвали мы ее…

— О, Господи, выглядишь умной, а сама дура-дурой! — фотограф, как выяснилось не только внешне был не очень приветлив.

Валя опешила и совсем смутилась, в голове стало пусто и гулко, как перед сложным экзаменом.

— Ладно, не дура, — вздохнул фотограф, — уточню вопрос. Ты от жизни чего хочешь? Какой хочешь стать?

— Хочу, чтобы все внимание обращали, хочу быть такой же яркой и привлекательной, вот как Ира, — выпалила Валя свою мечту и тут же подумала, что зря она душу перед незнакомцем вывернула, тот в нее и плюнуть может. Мама ее всегда предупреждала, что открытая душа и сердце на людях — только соблазн для нехороших личностей. Походят грязными ботинками, потопчут твои мечты и мысли, отмывай все потом. Никакой Мистер Пропер не спасет. Но было уже поздно. Вырвались тайные желания на волю! А фотограф, как ничего особенного и не услышал, покивал так головой, как ей показалось печально и все-таки усадил ее на стул, да и продолжил расспрашивать.

— Нравиться всем — понятно, но наверняка ж есть тот, кто обязательно внимание обратить должен! — говоря это, фотограф устанавливал свет, что-то поправлял в Валиной прическе и даже ее и не слушал вроде бы. От этого она осмелела и рассказала, что, вернее кто, у нее на сердце.

— У нас сосед есть — Игореша, он такой… такой… я на него, как посмотрю, даже не знаю, как сказать, и дыхание сбивается и сердце так громко и сильно стучит, что я боюсь из груди выскочит! Я ему ничего умного или веселого и сказать не могу. Встречу, молчу, как идиотка, только «привет!» или «как дела!» а он остроумный, душа компании, на гитаре так играет, заслушаешься. За ним девчонки бегают, как за звездой какой-нибудь, да он и есть звезда! На меня он вообще внимания не обращает…

Валя говорила и говорила, как шлюзы открылись. Все, что она обдумывала долгими бессонными ночами, когда представляла себе, как он берет ее за руку, как целует, как обнимает за плечи и это при всех! Все видят, как он ее любит. Ее, серую мышку Валю. А она его любит так, что и словами не описать! Фотограф, не слушая ее, все выставлял свет, возился со свои допотопным аппаратом и ждал нужного момента. Ага! Вот оно! Он сделал один единственный снимок и, не обращая внимания на то, что Валя все еще грезит вслух о своем обожаемом Игореше, ушел проявлять и печатать фотографию. А Валя… Валя не скоро заметила. что рассказывает сказки самой себе. Замолчала смущенно и тихо стала ждать, что будет дальше.

Она так и не поняла, сколько просидела на стуле с высокой спинкой, но вот открылась дверь и фотограф ей вынес ее фотографию в большом плотном конверте.

— Можно посмотреть? — у нее даже руки задрожали от волнения. Что она там думала увидеть? Почему вся ее жизнь должна была измениться в тот самый момент, когда она увидит свое фото?

— Сначала деньги, — фотограф, как маленький, даже спрятал конверт за спину. Взял деньги, тщательно, два раза пересчитал и только после этого отдал ей фотографию.

Валя тут же открыла конверт. Фото было черно-белое и Валя на нем была… самой собой, серой мышкой, на которую никто никогда не обращает внимание. Вот только взгляд. Была в нем и чертовщинка и загадка и соблазн и обещание и коварство. Все в нем было, да еще слегка приоткрытые губы, манящие, зовущие. Чудесный снимок вышел. Валя осталась довольна.

— Вот только… — начала она.

— Что? — фотограф раздраженно постукивал пальцами по спинке стула.

— Желание. Изменение жизни. Это когда?

— Это уже. Если что-то не будет устраивать, принесешь этот снимок и я сделаю другой.

— Вы что? Как меня что-то может не устроить? Я больше к вам не приду, да и денег у меня таких нет на второй снимок.

Он не обратил на ее слова ни малейшего внимания и продолжил:

— Всех не устраивает и все приходят во второй раз, когда умнеют.

— Вы что, не слушаете меня? Я! Не! Приду!

— Все приходят.

— А я не приду! Я буду исключением!

Фотограф презрительно хмыкнул.

— Спорить не буду. Вот в третий раз почти никто не приходит.

— А в третий что?

— А в третий сброс до заводских настроек, — печально улыбнулся фотограф. Ей же показалось, что он откровенно издевается.

— Прощайте, — попрощалась Валя и выбежала на улицу.

— До свидания, деточка, всего лишь до скорого свидания, — сказал ей в спину фотограф, еще раз пересчитал деньги и отправился за покупками.

Валя летела домой, прижимая к груди конверт со своим портретом. Она так торопилась добраться до своей комнаты и получше рассмотреть фото, что не замечала восхищенные взгляды мужчин, пожиравших ее глазами так же, как и красавицу Иру несколько часов назад. Итак, она ничего не замечала, а в ее родном дворе ее ждал сюрприз.

— Валюша, — почти пропел ошеломленный Игореша, — как жизнь, красавица? Отпадно выглядишь! Сходим сегодня куда-нибудь?

Тут-то Валя и поняла, что деньги были потрачены не зря.

Прошло, пробежало, пролетело несколько лет и повзрослевшая Валя, шла по забытому адресу, бережно неся в пакете свое фото, коньяк, конфеты, кофе и пару хрустальных бокалов, на которых солнце играет так, что из них выпьют даже язвенники и трезвенники.

Фотограф был занят, ей опять пришлось ждать в маленькой приемной, где ничегошеньки не изменилось за эти годы, все те же старые журналы пылились на столике и все те же книги.

— А я ведь «Девчат» так и не дочитала, — сказала вслух Валя и попыталась вспомнить, где она там остановилась, в той, прошлой жизни. Не вспомнила и стала читать там, где истрепанная и зачитанная книга открылась. Читала и плакала и думала, что каждый человек мнит себя уникальным существом, а на самом деле все мы одинаковы и всем нужно одно и тоже или почти одно и то же и именно поэтому книжка и зачитана до дыр. Ведь она о счастье, простом женском счастье, которое не получишь ни за какие деньги или заслуги или труды. Оно просто есть или его просто нет. Вот и все.

— Проходите, — сказал кто-то за ее спиной и она почти подпрыгнула от неожиданности. Фотограф почти не изменился, чуть прибавилось седины, чуть грусти и морщин, чуть выцвели глаза, но одет он был все также щеголевато и модно.

— Это вам, — она протянула ему пакет.

— За что?

— За мудрость, за понимание, за невмешательство.

— Спасибо, — он не стал отнекиваться, взял пакет и тут же вытащил на столик коньяк, конфеты, кофе и открыл коробку с бокалами. Щелкнул по одному пальцем, прислушался к нежному звучанию и кивнул Вале. — Смотрю ты пришла обменять фото? Поумнела?

— Да, — Валя расплакалась. Он терпеливо ждал, пока она шмыгала носом, пыталась аккуратно, чтобы не смазать тушь промакивать глаза платочком, а потом не выдержал, строго сказал ей успокоиться и повел в студию. Все тот же стул, все те же лампы и старинный фотографический аппарат. Ничегошеньки там не изменилось и ей опять надо было поправить макияж.

— Пойдет, — буркнул фотограф и стал устанавливать свет. — рассказывай!

— А что рассказывать, — вздохнула Валя, — на улице проходу не дают, муж ревнует, говорит я на каждого встречного вешаюсь, работать невозможно, бабы так завидуют, что сил нет так жить. И порчу наводили и зеленкой обливали, боялась, что и до чего-то большего и страшного дело дойдет. А счастья нет. Нет счастья, понимаете? Я на своих родителей смотрю: слова никакие красивые не говорят, но папа маме и обувь помоет и ужин разогреет, если она задерживается и еду сготовит, если она болеет, а мама, та вообще на него надышаться не может, целуются при каждой встрече так, словно год не виделись. Да и у свекрови со свекром почти так же, и у подруг, только у меня… — она опять расплакалась. Фотограф ждал.

— Знаете, что я хочу? Чтобы встать субботним утром, сварить кофе, напечь блинчиков и чтобы муж не буркал что-то грубое, а сел и позавтракал и сказал, что я — молодец и красавица и умница и чтобы детишки у нас появились и чтобы отдыхать вместе и чтобы ждать друг друга с работы и…

Она говорила и говорила, а фотограф, прислушавшись к себе, быстро сделал снимок и, как и в прошлый раз, выскользнул за дверь. Валя так же опомнилась и увидела, что никого в студии нет и опять она говорила сама с собой. И опять расплакалась.

— Я с тебя деньги на осушитель воздуха возьму, — фотограф появился так же неожиданно, как и исчез. — Вот твое фото. — Он протянул ей пакет.

— Сколько?

— Ничего, с умных денег не беру, — он подмигнул ей и вдруг его глаза — тусклые и слабые, обрели цвет и молодость.

Она вынула снимок. Все та же Валя, тот же загадочный взгляд и манящая улыбка, вот только теперь от нее исходил цвет и запах. Она потянула носом. Пахло блинчиками, малиновым вареньем и бельем с мороза. Ее любимые запахи. Она бережно положила снимок в конверт и стала прощаться.

— Может быть я приду и в третий раз? Кто знает? До свидания!

— Никто не знает, — ответил он ей и только тогда, когда она уже вышла на улицу. он добавил — никто, кроме меня, не придете, мадам! Прощайте! Будьте счастливы!

Он прошел на маленькую кухню, ополоснул новый бокал водой, тщательно вытер, налил немного коньяка и вышел во двор. Отсалютовал солнцу и желтым листьям бокалом, полюбовался игрой света на его благородных боках и сказал сам себе:

— Она действительно поумнела! Из такого бокала выпьет и язвенник и трезвенник! Будем!

Он сделал маленький глоток, замычал от удовольствия. А солнце ласково потрепало его по седой голове и добавило в бокал немного волшебства. Щепотку. Для вкуса.