Я свет на лезвиях всех кухонных ножей,
я лунный свет на грузном теле быта,
я тот, кто должен небо был разжечь,
но не вознесся выше лампочки разбитой.
Я та поэзия, которая на дне
морей души,
я тризна и кончина,
во мне сплетается однообразность дней
с кошмарами ночными,
и вот тогда вздымает холку зверь —
он плоть от плоти сын своей эпохи,
он пахнет спермой, он горяч от жертв,
он — бесконечный
и бесчеловечный хохот.
Я та поэзия, которая пуста,
но эта пустота сожрет все звезды,
когда и Бог, стремительно устав,
решит, что нам спасаться слишком поздно.
Я та поэзия, которую винят
и так прекрасно, сладко презирают.
Я — та поэзия.
Ты смотришь на меня,
свое лицо
сквозь буквы
узнавая.