Достоевский. «Мир станет красота Христова».
Федор Михайлович Достоевский, в 28 лет приговоренный к смертной казни, за пять минут до расстрела прожил в своем воображении всю свою жизнь, и воспринял помилование и смену приговора на восьмилетнюю каторгу как подарок свыше, как благодать. «Свобода, новая жизнь, воскресенье из мертвых» — так назвал этот миг сам автор. Идя по «этапу» к месту каторги и находясь во время короткого пребывания в Тобольске в январе 1850 года жены сосланных декабристов Ж. А. Муравьева, П. Е. Анненкова и Н. Д. Фонвизина устроили встречу писателя с другими этапируемыми петрашевцами, где передали каждому Евангелие с вклеенными в переплет деньгами (10 рублей). Свой экземпляр Евангелия Достоевский хранил всю жизнь как реликвию.
Период заключения и военной службы был поворотным в жизни Достоевского: из еще не определившегося в жизни «искателя правды в человеке» он превратился в глубоко религиозного человека, единственным идеалом которого на всю последующую жизнь стал Иисус Христос.
В Омске переосмыслил свои взгляды и начал вести Дневник, который вел потом в течение всей жизни.
Там же у него возникла идея описать прекрасного человека, умеющего любить всех людей.
Не случайно в рукописи «Идиот» он называется иногда «князем-Христом». Но обо всем по порядку.
Роман «Идиот» Достоевский писал в Швейцарии с 1867 по 1869 год, и задумал его как продолжение «Преступления и наказания». Его главный герой — «обновленный Раскольников», «исцелившийся» от гордыни человек, князь Мышкин, носитель «положительно-прекрасного» идеала.
Но оказывается: не всякое страдание благодатно. «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Кор. 7, 10).
На идею романа сильно повлияло самое дерзкое и загадочное из произведений Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос в гробу». Федор Михайлович Достоевский познакомился с картиной в Базеле в 1867 году. Тогда он сам был подобно Иисусу, распят болезнью и кредиторами.
В своих воспоминаниях Анна Григорьевна Достоевская напишет, что сама она была не в силах смотреть на эту картину, это было слишком тяжелым испытанием. Федор Михайлович же провел достаточно длительное время перед этим полотном, которое его потрясло настолько, что он чуть было не лишился чувств в эпилептическом припадке, и Анне Григорьевне пришлось его усадить и отхаживать.
Вот запись его жены, Анны Григорьевны: «Картина произвела на Федора Михайловича подавляющее впечатление, и он остановился перед ней как бы пораженный… В его взволнованном лице было то испуганное выражение, которое мне не раз случалось замечать в первые минуты приступа эпилепсии…, что сказал: «От такой картины веру потерять можно».
Будто целью было изобразить человеческое тело в натуральную величину, убрав все лишние, отвлекающие детали картина Ганса Гольбейна нарушила все традиционные линии иконографической системы.
Гольбейн Младший изобразил не просто мертвого Христа, он написал Христа одинокого в своей смерти — нет рядом ни учеников его, ни родных. Художник изобразил труп со всеми признаками начавшегося разложения. Страшны закатившиеся зрачки приоткрытых глаз, страшен оскал рта, вокруг ран появились синие пятна, а конечности стали чернеть. Нет здесь ничего одухотворенного, ничего святого. Мертвее мертвого лежал перед зрителем человек со всей своей устрашающей угловатостью наготы. Христа Гольбейн рисовал с утопленника, ему безжалостно придал он страшную величественность. Связанный с Христом евангельский сюжет Гольбейн низводит до скрупулезной анатомии мертвого тела, что даже говорит о некотором безбожии самого художника.
Трагическая фабула романа, где большинство героев живет без веры, во многом проистекает из размышлений об этой картине. Не случайно именно в мрачном доме Парфёна Рогожина, который потом совершит страшный грех убийства, висит копия картины «Мертвый Христос», а свои глубинные импульсы воплотил в из диалогах романа…
— Это копия с Ганса Гольбейна, — сказал князь, успев разглядеть картину, — и хоть я знаток небольшой, но, кажется, отличная копия. Я эту картину за границей видел и забыть не могу.
— А на эту картину я люблю смотреть! — пробормотал, помолчав, Рогожин.
— На эту картину! — вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли, — на эту картину! Да от этой картины у иного вера может пропасть!
— Пропадает и то, — неожиданно подтвердил вдруг Рогожин.
(Достоевский Ф.М. «Идиот», ч.2, гл. IV.)
Фрагмент из шестой главы «Идиота» с размышлениями по поводу «Мертвого Христа», князь Мышкин вместе с Ипполитом, столкнувшись с этой картиной у Рогожина, начинает сомневаться в Воскресении:
«…мне вдруг припомнилась картина, которую я видел давеча у Рогожина, в одной из самых мрачных зал его дома, над дверями. Он сам мне ее показал мимоходом; я, кажется, простоял пред нею минут пять. В ней не было ничего хорошего в артистическом отношении; но она произвела во мне какое-то странное беспокойство.
На картине этой изображен Христос, только что снятый со креста. Мне кажется, живописцы обыкновенно повадились изображать Христа и на кресте, и снятого со креста, все еще с оттенком необыкновенной красоты в лице; эту красоту они ищут сохранить ему даже при самых страшных муках. В картине же Рогожина о красоте и слова нет; это в полном виде труп человека, вынесшего бесконечные муки еще до креста, раны, истязания, битье от стражи, битье от народа, когда он нес на себе крест и упал под крестом и наконец крестную муку в продолжение шести часов (так, по крайней мере, по моему расчету).
Правда, это лицо человека только что снятого со креста, то есть сохранившее в себе очень много живого, теплого; ничего еще не успело закостенеть, так что на лице умершего даже проглядывает страдание, как будто бы еще и теперь им ощущаемое (это очень хорошо схвачено артистом); но зато лицо не пощажено нисколько; тут одна природа, и воистину таков и должен быть труп человека, кто бы он ни был, после таких мук…
На картине это лицо страшно разбито ударами, вспухшее, со страшными, вспухшими и окровавленными синяками, глаза открыты, зрачки скосились; большие, открытые белки глаз блещут каким-то мертвенным, стеклянным отблеском. Но странно, когда смотришь на этот труп измученного человека, то рождается один особенный и любопытный вопрос: если такой точно труп (а он непременно должен был быть точно такой) видели все ученики его, его главные будущие апостолы, видели женщины, ходившие за ним и стоявшие у креста, все веровавшие в него и обожавшие его, то каким образом могли они поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет?
Тут невольно приходит понятие, что если так ужасна смерть, и так сильны законы природы, то как же одолеть их? Как одолеть их, когда не победил их теперь даже тот, который побеждал и природу при жизни своей, которому она подчинялась, который воскликнул: «Талифа куми» — и девица встала, «Лазарь, гряди вон», — и вышел умерший…»
(Достоевский Ф.М. «Идиот», ч. 3, гл. VI.)
Значит, жизнь неисцелима изнутри себя, если нет Бога. Человек наполняется божественным светом, светом благодати — и в этом его спасение. Если нет Бога, то действительно, «сострадание — все христианство», а это значит, что христианства нет…
В авторских черновиках романа главный герой назывался «Князь-Христос» и даже фамилия Мышкина первоначально задумывалась как Христов.
Весь роман пронизан страданием, действующие лица, вплоть до самых незначительных персонажей, и это как бы омывает их грешные души, создает иллюзию прощения — «он много страдал…», и позволяет творить зло под личиной творения добра. Каждый считает себя правым в своем праве.
Но оказывается: не всякое страдание благодатно. «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть» (2 Кор. 7, 10).
Да и судьба князя Льва Николаевича Мышкина — страшная трагедия доброго человека, испытывающего любовь и жалость к людям, но бессильного им помочь и потому погибающего в жестоком бездуховном мире.
«Ну коли так, — воскликнул Рогожин, — совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, Бог любит!»
Большинство воспринимало князя как идиота, наивного, глупого человека, не видящего подлостей мира, не имеющего главных человеческих пороков, отраженных в семи смертных грехах: гордыня, тщеславие, уныние, гнев, печаль, алчность.
Идиот в переводе с греческого: «иной, инакий». Идеальный человек порочен в глазах окружения в принципе, значит он и есть ИДИОТ, юродивый.
Хотя чистотой своего сердца, искренней любовью к ближним князь показал, что идиотами наполнен мир вокруг него и изменить этот мир можно только научившись любить! Ибо только любовью можно спасти свою душу. Увы, князю-Христу не удалось выполнить свою миссию, он не смог победить зло вокруг себя, стал жертвой собственной доброты.
Намеренно привожу схожесть черт князя Мышкина, так похожих у двух художников.
Похоже, видеть князя иначе невозможно, поскольку описание образа князя художником слова Достоевским легло как на полотно.
К художественному воплощению образов Ф.М. Достоевского Илья Сергеевич Глазунов обратился в 1956 г., будучи студентом Академии художеств СССР. Это были образы героев романа «Идиот». Всемирную славу Глазунову принесли иллюстрации к произведениям его любимого философа, писателя, русского пророка Федора Михайловича Достоевского. Он единственный художник, который проиллюстрировал все произведения великого писателя.
Гениальный режиссер Иван Пырьев поздно ознакомился с творчеством Достоевского, но после как-будто заболел. Иван Пырьев, безусловно, один из одиозных фигур в нашем кинематографе, поэтому сценарии к своим фильмам по-Достоевскому, писал сам («Идиот», «Белые ночи» и «Братья Карамазовы»).
Замысел фильма по роману «Идиот» возник у него еще в конце 40-х гг. И лишь в середине 50-х, увидев начинавшего тогда актера Юрия Яковлева, режиссер понял: «Я искал эти глаза 10 лет! Теперь можно начинать снимать!» (фильм снимался 400 дней и ночей!).
Снимать можно было и потому, что наступила «оттепель», разморозившая негласный сталинский запрет на пропаганду творчества Достоевского.
Пырьева, человека страстей (и низких страстей, в том числе), притягивал мир Достоевского. Сладострастник и циник, приспособленец и одновременно азартный, властный жизнелюбец, Иван Пырьев выглядит одним из героев Достоевского с мотивом греха и раскаяния за грех.
Пырьев смог передать атмосферу такого накала страстей, что становится просто страшно за актеров: как они смогли все это выдержать… В фильме все органично: сцены снятые крупным планом (глаза героя смотрят прямо в душу), прекрасная игра актеров и удивительная музыка.
«Инсценировку написал сам Иван Александрович Пырьев, сценарий, только ¼ части, не всего романа, эта работа предстояла еще, 4 серии должно было быть как минимум, а вышла только одна. Но очень многие зрители ошибаются, потому что там он заранее себя как бы перестраховал, Иван Александрович Пырьев, потому что там в заключительных титрах сказано «конец первой части» — это имелось ввиду первая часть романа «Идиот», а не конец первой серии.» (Юрий Яковлев)
Да, была снята только первая часть — которая имеет название «Настасья Филипповна». Замысел автора фильма не был воплощен в полной мере, что и явилось основой для критических статей. Но, в то же время, было очевидно, что фильм совершал некий прорыв в отечественном кино, словно поднимал его на новую высоту, заставлял по-новому звучать вопросы о смысле человеческого бытия, о жизненных ценностях и приоритетах, о духовности и бездуховности.
В романе «Идиот» можно встретить всем известную фразу «мир спасет красота».
В тексте ее произносят в грустном, ироничном и почти издевательском тоне два героя — Аглая Епанчина и смертельно больной Ипполит Терентьев. Сам Достоевский никогда не считал, что мир спасет некая абстрактная красота. В его дневниках формула спасения звучит так —
«мир станет красота Христова».
Как красота может спасти мир, если она постоянно требует жертв…
Достоевский доказывает, что красоте присуща не только одухотворяющая, но и губительная сила. Трагическая судьба Настасьи Филипповны, женщины необыкновенной красоты, иллюстрирует мысль о том, что красота способна вызвать невыносимые страдания и погубить.
Ф.М. Достоевский тревожился за судьбу человека в мире, где добро стоит на одних весах со злом. Писатель был убежден, что «яростный» и ожесточенный мир нуждается в спасении, и эта тема грустной, щемящей музыкой звучит в его романе «Идиот». В подготовительных записках к роману, озаглавленных «Нотабена и словечки», Достоевский писал: «Мир красотой спасется», имея в виду прежде всего освященную страданием, одухотворенную красоту.
Представляю вниманию зрителей фильм «Идиот», экранизированный в 1958 году режиссером и сценаристом Иваном Пырьевым, с уникальным актерским составом, с гениальной музыкой Николая Крюкова.
Конечно, всякое мнение имеет свои основания. Но и спустя 60 лет, мы восхищаемся художественной мощью этой работы, удивительной игрой целой плеяды прекрасных русских актеров, которые и благодаря этому фильму стали гордостью российского кино: Юрий Яковлев, Юлия Борисова, Никита Подгорный, Вера Пашенная, Николай Пажитнов, Сергей Мартинсон, Леонид Пархоменко, Эммануил Геллер…
Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству,
потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество?
N.B.: Попытку экранизировать роман «Идиот» полностью через 40 лет предпринял Владимир Бортко. Экранизация превосходная. Всего по произведениям Достоевского мировой кинематограф имеет 100 экранизаций. Но стоит не забывать слова самого Федора Михайловича «Режиссер может как угодно изменять произведение для своих целей, но главное — сохранить его идею».