13. Вот и ещё одно письмо, которое ты не прочитаешь. Потому что незачем. Ты и так всё знаешь. Милый мой Андрюша, Андрюшенька, Андрей — самое замечательное имя, самый лучший человек. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Бешеная страсть, замешанная на боли и безответности, утихла. Осталось давнее ровное чувство — просто сознание, что я люблю тебя. Эта любовь вошла в мою жизнь, в мою душу и осталась в ней. Я уже не могу представить, как бы я жила без тебя. Жизнь была бы скучной и серой. Но вот ты есть — и всё прекрасно. И пусть ты чужой, и пусть это навсегда, но ты есть на этой земле. А значит, она вертится не зря.
Андрюшка, ведь ты знаешь, что ты значишь для меня. Я всё давно тебе сказала. Может быть, зря. А может, и нет. Ты знаешь, что я жду тебя, — хорошо тебе или плохо, «по делам или так, погулять», — ты всегда самый желанный мой гость. Хотя почему гость? — всё моё принадлежит тебе. И я тоже. Ты и это знаешь. Иначе бы не пришёл тогда. Помнишь, как это было? На следующий день после твоего дня рождения, вернее, на следующую ночь, в 5 утра ты постучал в мою дверь. Мне достаточно было твоего слова — «Поехали». Неважно — куда, неважно — зачем, главное — с тобой. А с тобой — хоть на край света. И какая разница, кто там будет ещё? Главное, будешь ты. И значит, я еду. На другой конец города, на рассвете, когда город ещё спит. Как я была счастлива узнать, почему ты приехал за мной! Тебе просто очень захотелось меня увидеть.
Нон каким же тяжёлым был наш разговор! Не потому, что ты рассказал о ревности жены, — господи, как же это глупо с её стороны! — ведь я знаю, что ты (пока?) не любишь меня. Ты привязан ко мне, я оказалась нужна тебе, но это ещё не любовь. В твоём сердце всё ещё жива та твоя Боль. Так ты будешь долго болеть во мне. Тяжело было потому, что ты вдруг понял, кому и где ты нужен, где тебе было бы хорошо. Я просто была не готова к этому, привыкла к мысли, что моё чувство безответно. И вдруг — такая откровенность! «Нам было бы хорошо вместе. Но, к несчастью, уже поздно. Каким же я был дураком!» Милый, неужели ты только что это понял? Достаточно было заглянуть в мои глаза тогда, несколько лет назад, чтобы понять, что я готова жизнь, кровь, душу отдать за одну твою улыбку, за один взгляд, за одно твоё «спасибо». Ты же понял это слишком поздно, действительно. Сейчас… Я одна, это так. Но чтобы твоя дочь росла без отца… Нет, только не я буду причиной этого. Я буду твоим другом, твоей любовницей, твоим убежищем от неприятностей — чем хочешь. Но ради меня ты никогда не уйдёшь от семьи. Я могу это сделать с кем угодно — подло? да, согласна, — но только не с тобой. Мне дорого всё, что с тобой связано. Твоя дочка — твоя плоть и кровь, а значит, я буду молиться за неё, за её счастье. Ты сказал, что она и мой сын чем-то похожи, верхняя губа одинаковая. Точно, почему-то у моего сына твой рисунок губ. Бог свидетель, не было между нами ничего, но вот — так получилось. И когда он спит, у него совсем твоя поза, мне ли не знать её?! Ты был тронут, когда он потянулся к тебе? Но иначе и быть не могло, он же м о й сын. До сих пор я ловлю себя на мысли, что всех мужчин сравниваю с тобой. И насколько же не в их пользу это сравнение! Я сужу необъективно? Может быть. Ну и пусть. Для меня ты — единственный, лучший, неповторимый — любимый. Мы наделали с тобой кучу ошибок. Их уже не исправить. Но одна из них — то, что мы оказались ночью вместе — как же не хочется считать это ошибкой! Первый раз — да, всё было одно к одному. Судьба-злодейка из кожи вон лезла, чтобы свести нас в постели. Но другая ночь, после твоего дня рождения, следующая за твоим приездом, неужели она случайность? Нет! Мы знали, на что шли. Мы — и я, и ты, — знали, что будут и угрызения совести, и чувство вины — перед кем? — но даже это не могло нас остановить. Мы были нужны друг другу и знали это. Зачем я тебе? Тебе хорошо рядом со мной? Я нужна тебе? Так хотелось спросить у тебя. Но зачем? Зачем разрушать собственные иллюзии, ведь они развеются сами. Ты-то знал, что ты нужен мне как воздух, что мне плохо без тебя. Пожалел? И на том спасибо. Какие это были часы! В них, таких коротких, сосредоточилась вся моя жизнь. Я была счастлива! Я была твоей, ты целовал меня, я видела твои глаза так близко, гладила твои волосы, чувствовала твои руки — и больше ничего мне было не нужно. Только бы эта ночь не кончалась!!! Но ночь, грустно мигнув звёздами, растаяла. Рассвет насмешливо улыбнулся и всё расставил на свои места — безжалостный и неумолимый. Рядом со мной был чужой муж — самый дорогой человек на свете, но чужой.
И я раскрыла руки, отпуская тебя. Иди, ты свободен. Ты ничего не должен мне, это я у тебя в долгу. Если ты когда-нибудь придёшь, я буду рада. Если нет — я просто буду ждать тебя. Как ждала эти шесть лет. Буду ждать сколько захочешь. Только приди когда-нибудь. Вспомни эти ночи, меня, и приди. Я сердцем почувствую, что эти шаги на лестнице — твои. Что я нужна тебе. Приди и принеси с собой моё сердце — ты же унёс его, помнишь, забрал раз и навсегда? В твоих глазах будут звёзды нашей ночи, а в улыбке смущение и удивление — зачем я здесь? Ноги принесли, сердце привело? Да какая разница? Главное — ты пришёл. Значит, ещё не всё кончилось. Значит, есть надежда, что счастье не выдумка и не сон. Через сколько лет ты шагнёшь к моей двери? Не знаю. Но жду по-прежнему. И люблю. Тебя. Одного. Андрюшенька, милый, любимый. Только вспомни обо мне хоть когда-нибудь, Андрей. Если вспомнишь и поймёшь, что тебе меня не хватает, значит, я живу не зря.
***
14. Здравствуй, Андрюша.
Очень давно я не писала тебе. Думала, всё, избавилась, отболело, отгорело. Не тут-то было. Есть. Будет. И, наверное, никогда не кончится. А значит, будут письма. Неотправленные.
В этот день рождения я снова принесла тебе розы. Но тебя — к сожалению или к счастью? — не видела. За последние 8 месяцев я видела тебя три раза. Из них два — мельком. 10 февраля ты обещал прийти. Зачем? Я же ни о чём не просила. Сейчас август. до сих пор идёшь. Может, оно и к лучшему. Я начала успокаиваться ка будто. Слёзы уже, наверное, все вышли. Боль — пожалуйста, тоски — сколько угодно, а слёз — нет. И всё же когда почувствуешь капли дождя на лице — вспомни о моих слезах о тебе.
Сегодня слушала песню «Не плачь». Она ведь почти наша с тобой, помнишь? Помнишь 19 января 1992 года? Ты — едва ли не впервые — пригласил меня танцевать. Не кружил, как обычно, а почти стоял на месте, только обнимал всё сильнее. Я вдыхала твой запах, такой знакомый и любимый, и чувствовала тёплое твоё дыхание на своём виске. Ты-то помнишь ли это? С тех пор я никогда не танцую под эту мелодию.
Может быть, я действительно успокаиваюсь? Упоминания о тебе в редких разговорах выслушиваю внешне спокойно. Хотя если встречу тебя — низа что не ручаюсь. Если честно, ужасно хочу тебя увидеть. И почти так же ужасно этого боюсь. Слишком сильна у меня реакция на тебя. Интересно, кончится ли это когда-нибудь? Я что-то сомневаюсь. Семь лет из двадцати трёх — это много или мало? Именно столько я знаю тебя, и столько же люблю. Прийти к вам в гости не могу, даже если не одна. Знаю, что буду следить за тобой взглядом, слушать не слова — голос. Такой неповторимый и дорогой. А увидев твою дочь, могу просто разреветься. Думаю, всё это вряд ли понравится твоей жене.
Что может быть страшнее безответной любви? Наверное, только полное её отсутствие. Впрочем, мне это не грозит. Я люблю тебя. Всё ещё люблю. По-прежнему люблю.
У меня есть работа, сын, память. И ты. А значит, жизнь стОит того, чтобы её беречь. И ради этого стОит просыпаться по утрам.
***
15. Здравствуй, Андрюша, хороший мой. Здравствуй, боль и радость моя, родной чужой человек. Я снова решила пополнить коллекцию неотправленных писем. Их уже довольно много. Но никто — а ты уж точно — никогда их не увидит. Если ты их прочитаешь когда-нибудь, это будет значить одно из двух: или меня уже нет, или я разлюбила тебя — хотя это одно и то же. В этих письмах сосредоточилось многое. Боль, которую не удержишь в себе, а выплёскивать на других — безжалостно; одинокие ночи, когда все уже спят, а я жду тебя; желание хоть так поговорить с тобой, и много-много чего ещё. Некоторые похожи на бред сумасшедшей, некоторые на SOS. И все — к тебе. Только к тебе. Моя мама злится на тебя, говорит, исковеркал мою жизнь. Она не права. Если бы я сама не полюбила тебя… Ты отнял у меня покой, но дал смысл жизни. И спасибо тебе за это.
Глупо, наверное, было надеяться на взаимность, но ты, сам того не замечая, давал эту маленькую надежду. Взгляд, комплимент, дружеское полуобъятие — всё истолковывалось мною несколько превратно. Ты и не думал об этом, а я… Позвал бы на край света — пошла бы, не задумываясь о том, что там будет, бросила бы всё и пошла. И это вполне серьёзно. Сейчас — на знаю, а тогда я была готова на всё — или почти на всё — лишь бы ты был рядом. Но — не судьба. Честно говоря, лучше бы ты уехал. И чем дальше, тем лучше. Я бы смирилась с этим и попыталась бы забыть тебя. Сейчас это трудновато. Ты — рядом. Мой ветер уже через несколько секунд стучится тебе в окно. И небо над нами одно — маленький кусочек синевы площадью в три-четыре километра. Звёзды из окна видны одни и те же. Есть даже надежда встретиться. Случайно, конечно. Так, как это произошло не так давно. Даже поговорить удалось. Не видела тебя полгода — мало? много? — и вроде всё спокойно было. А тут увидела тебя — и сердце застучало где-то в горле. Чувствую, знаю, что несу полнейшую чушь, задаю идиотские вопросы, на которые и не приходится ждать умного ответа, — и не могу остановиться. Ужасно нервничаю, надо бы распрощаться и уйти своей дорогой — не могу. И жадно рассматриваю, вглядываюсь в дорогое лицо. Почти не изменился. Поправился, стал ещё осанистее. В остальном — прежний, тот, в которого я когда-то влюбилась. Счастлив? Если честно, то не похоже. Но по-прежнему — голова гордо поднята, чуть пренебрежительное выражение лица, плавные движения крупного тела и походка по-тигриному стремительная и мягкая. Таким я тебя увидела впервые, такой ты и сейчас. Вежливо немногословен, вроде ты рядом, но чувствую — далёк. Я — к тебе, а ты словно стеклянную стену между нами ставишь. И я ударяюсь в неё. Как всегда. Как всегда. Отпусти меня, пожалуйста. Ты всегда можешь прийти, я тебе всегда рада, всё моё — тебе. Только отпусти. Я встретила человека, с которым мне хорошо, он любит меня, но говорит, что я — не его. Это правда. Какая-то часть моей души всё равно принадлежит тебе. Кажется, я люблю его. Но это совсем не то, это только кажется. Я не смогу пойти за ним, куда позовёт, бросив всё. Я не смогу ради него забыть тебя. Это любовь? Или любовь — это смотреть в небо и видеть твои глаза? В бессонницу писать тебе письма, которые ты никогда не прочитаешь? Ждать тебя и бояться встречи? Расскажи мне когда-нибудь об этом. И скажи — да, это любовь. А я просто отвечу: я люблю тебя, Андрей.