Устав

Когда мы прошепчем усталое: «Хватит!»,
Когда промахнемся в последнюю лузу,
Когда мы поймем, что наш катет не катит
На самую плёвую гипотенузу,
Когда от надежды — ни маленькой крохи,
И вышел из строя посадочный модуль,
Когда на виду у стоящих поодаль мы,
Воздух глотнув, захлебнемся на вдохе,
Когда нас отключат за все неуплаты,
Навряд ли сюрпризом окажется,
Если к нам с неба опустится некто крылатый,
Вальяжней покойного Элвиса Пресли.
Глаза его будут — два черных колодца.
Он скажет: «Вам, братцы, придется несладко…»
И розовой ручкой в младенческих складках
Возьмет нас в охапку — и в небо взовьется,
Где ветер и ветер, лишенный мотива,
А равно и ритма, безвкусный и пресный.
Мы будем при этом бесплотны на диво,
Хотя по другим ощущеньям — телесны.
Не чувствуя больше душевную смуту,
Мозги ожиданием горя не пудря,
Пробьем облаков купидоновы кудри
И к месту прибудем. Минута в минуту.
Нас встретят. Не то чтобы с помпой особой,
Не то чтоб торжественным залпом салюта.
Посмотрят в глаза без любви и без злобы:
Все крайности эти — другому кому-то.
А нам и не надо, и мы не в обиде.
Все рядышком — в белом, как в сахарной вате:
В цивильном костюме, врачебном халате…
Вон с яблочком Ньютон. Вон с лирой Овидий.
За то, что мы в жизни страдали немало,
За то, что мы люди особого склада,
Мы будем решением ревтрибунала
Приписаны к раю скорее, чем к аду.
Наморщат апостолы важные лики,
Красиво расправив свои аксельбанты,
И выдадут, сердце скрепя, интенданты
Нам белое, летнее (тоги? туники?).
И скажут при этом: «Тут дело такое…
Не надо волнений. Забудьте печали.
Мы вас не одарим кайлом и киркою —
Не этим вы жизни свои наполняли.
Есть метод получше остаться при деле,
Уж коль вам милее свободные темы.
Итак, решено: занимайтесь лишь тем вы,
Чем в жизни всегда заниматься хотели.
Забудьте о бедах, о тягостном быте,
О голоде, холоде, ночи кромешной…
Одно только вы на носу зарубите: здесь рай,
Господа. Вы должны быть безгрешны
«А ты был с изъяном. И я был с изъяном,
С душой не светлее озерного ила.
Но что же нам делать, коль делать нельзя нам того,
Что при жизни естественным было?!
Беседуем ночью с дырою озонной,
Внимаем рассудку, приказу, резону;
Поскольку попала в запретную зону
Любовь наряду с проявленьями оной.
Тельца бы зажарить, отменного овна,
И этим наесться от пуза, на славу…
Но чревоугодие — тоже греховно и
Нам недоступно согласно Уставу.
Порою отчаянно хочется выпить,
Забыв про запреты, забив на запреты,
Отведать из мимо несущейся Леты,
Отравленной, как под Чернобылем Припять.
Нельзя нам избытка. Нельзя перехлёста:
Не крикнешь, не взвоешь, не прыгнешь с балкона…
Остались стихи, а точней — рифмоплётство.
Конечно, убого, но в рамках закона.
Всё трепетней рифмы, а текст — непролазней,
И время — как белка: по кругу, по кругу…
Мы пишем стихи и читаем друг другу,
Не в силах взаимной унять неприязни.
От скуки заводим невнятные споры,
Мотаем бессмысленно пряжу столетий…
Вне жизни и смерти, без точки опоры,
Стихи — словно мертворождённые дети.