У меня перед тобой за пазухой только сердце… Но разве его можно засчитать за оружие??? Когда ты начинаешь откалывать от меня по кусочку… За чужие грехи.

Но у нас нет нового корабля… Я вообще без него, а у тебя уже есть свой. Побитый морем, штормами и временем. Нам придётся латать и чинить именно его.

Даже нарисованные глаза могут заплакать, если боль нестерпима.

Просвет — всего лишь клиренс между землёй и моим днищем по жизни.

Рыжим всполохом. Красной искоркой. На ладони ложишься бескрайностью. Что в глазах твоих? Небо чистое. И вода под кричащими чайками. Рыжим пламенем. Красной камедью. У плеча так удобно разместишься… И вливаешь в меня, звонко капая: это ж я. Золотая женщина.

Да. Я расстроен. В мире чуть меньше такта. Чем ожидалось снега с больших вершин. И в каждой плитке горького шоколада. Меньше какао чем солнца в тени души. Помни: в трещинах старых сосновых досок. Все же витает запах былой смолы. Письма в тоске по ладоням сургучного воска. Спрячутся в листьях Экзюпери. Маленький принц всё-же не грозный рыцарь. Гаснет на небе (уж спать пора) звезда. Что-то хорошее тебе пускай приснится. Ну, а теперь. До раннего. До утра.

В темноте моей души бессильны даже самые чёрные кошки.

Невозможно настроить скрипку не касаясь инструмента.

Возьми и придумай мой призрачный мир. Под тихие всхлипы чуть слышного рока. Назначь палача в многоглазье квартир. Прими на себя полномочия Бога. Возьми и придумай своё колдовство. Красивую ведьму, что раньше сжигали. Возьми и придумай всемирный потоп. Без рангов, отличий и прочих регалий. Возьми и придумай мне солнечный свет. Баллон к ИВЛ в дефицит кислорода. Придумай мне Будду, японский Тибет. В болоте нащупай наличие брода. Возьми и придумай для грешной души. Стань центром, ядром, отраженьем Вселенной. Взяла и придумала? Теперь сокруши…

В солёной воде шапкой вспученной пены.

Налет предзимней тишины
Как одеяло ранней птахе.
Без крика, дыма, суеты
Так только осень… осень пахнет.

Краснеют яблочек бока
На ветках гибких и холодных.
На речке… много молока.
И звери в распушистых тогах.

Тиха осенняя пора,
Тревожны только птичьи стаи.
Им на юга теперь пора…
Подняться в высь. И в ней растаять…

Избитыми рифмами наперекосяк.
Лишь три кита в поддержку мира.
И листья в осень уже горчат
В окно влетая приквартирное.

Под звуки бьющейся воды
Заплачет истеричка-скрипка.
Я буду вровень так, как ты,
В Джоконде главное — улыбка.
Я буду вровень, без прикрас,
Оставлю вмятины на солнце.
Камнями пичканный матрас,
В мохито красно-бурый стронций.
Я буду вровень. Белый слон,
Совсем не тот, что как привычка.
Развеет дым, как страшный сон.
Во след огню за чёрной спичкой.
Шагая пальцами парад,
По смятой форме покрывала,
… показать весь текст …

Внутренняя окаменелость — признак либо усталости, либо равнодушия.

Здесь пока ничего нет.

Женщина может солгать. Глазами. Голосом. Телом. Может отдаться без любви. Может ссимулировать оргазм. Но действие с руками-это интимное таинство. Это искренность. Это душа. Знай — если женщина позволяет тебе целовать свои руки, греть дыханием, сцеплять их в замок с твоими — она твоя.

Есть Стена Плача. Есть Великая Китайская Стена. А есть Стена Непонимания Между Родными Людьми. И она страшнее, крепче и нерушимей.

Сметающий все на своём пути внутренний мыслепад способен сделать безумцем любого поэта, если тот не откроет двери из себя, выпуская наружу эту стихию.

Женщины любят не ушами. Женщины любят… руками. Засунут эти свои маленькие ладошки в сильные мужские руки и чувствуют себя самыми счастливыми и защищенными. Ни одна женщина не даст ласкать свои руки нелюбимому мужчине.

Искать подводные камни в пустыне — так же тщетно, как искать чёрных кошек в темноте.

Лучший подарок безумцу —
остро заточенный нож.
Вены под натиском блюза
Рвутся. Ведь он тонкокож.
Синие-синие нити.
Твердость послушной руки.
Жидкости надо бы выйти.
В красно-багровом шаги.
Слышишь? Мелодия плачет.
В сполохах тёмный рубин.
Это к костру. Не иначе.
К клину довесок лишь клин.
Меч, жеребец, старый рыцарь.
Крови калёной струя.
… показать весь текст …