А в 5 утра он мой — и ни луча не уступает призрачным неспящим, бездомным, дворникам, впередсмотрящим трамваям, что ревнуют, грохоча. Он выдан мне, в огромности своей не скрывший тайн и требующий знака, он царственная серая собака и господин, принадлежащий ей, он темная вода в руке моста, сквозь пальцы утекающая в вечность, он в 5 утра нежней и человечней, чем может показаться красота. Он чаячий, нечаянный, как взмах не облака, но радуги крылатой, он золотые солнечные латы, которые дозволено снимать.

Я чествую его своим не-сном, шагами, измеряющими камни, и каждый слог на память обрекая, под стать ему — я становлюсь иной.

Мне требуется дождь, крадущийся к сосне на цыпочках, шурша по хвойному настилу, мне требуется дом и свет в его окне, где мне легко дышать, где я себя простила. Мне требуется смех играющих детей, и мята, и чабрец, и глиняные чашки, созвездия мои в вечерней темноте — святые маяки, горящие над чащей. Мне требуется ритм — размеренный, большой, способный все впитать и стать непобедимым, который для меня назначен и пришел, и знает наперед, что мне необходимо. Мне требуется. Нет, мне ждётся без угроз, без спешки и торгов с небесным кастеляном, как будто все уже в каком-то из миров готово для меня - и сосны, и поляна, и дождь, и дом, и свет, и дети, и стихи, и звездная пыльца на облачной изнанке.
И голос в голове.
И голос в голове.
И голос.
От него я все об этом знаю.

Флюгер скрипит и крутится на ветру,
сам себя заклинает: да не умру,
просто буду всегда подвижен, непостоянен,
до края неба тысяча расстояний,
я останусь на месте, перехитрю игру.

Ржавое знамя, старый громоотвод,
вашим и нашим прошлое наперёд
знающий, вещий, боящийся отпустить,
случившийся вещью, грезящий о пути.

Флюгер скрипит, как в ветхой двери засов,
на шатком шпиле здания без жильцов:
да не умру, не умру, не умру, не смейте
… показать весь текст …

Вязкий озноб, простудная хрипотца, книга, перечитанная с конца, начинается вынос лета из клеток тела — ты все пела, милая, это, конечно, дело, а теперь попляши под ветром, не прячь лица.

Все, что было отложено, летом не решено, с осенью неразлучно сопряжено, вдето в ушко игольное паутинкой. Так бери, вышивай, сиди над своей картинкой, распутывай, что тебе суждено.

Осень настигнет, как настигает тать, не сыграть наперед, обратно не отмотать — вывернет все карманы, проверит сумки. Все наши бусы, и ягоды, и ростки, теплые реки, солнечные мостки, нынче в ее владениях - пустяки.
Нитки и пяльцы.
Память, стихи, рисунки.

Мне нужно от тебя живое слово. Не олово случайного улова, не ржавые непрочные доспехи успеха, создающего помехи. Не видимость, не яркость, не созвучность с фальшивым, безъязыким, непевучим, не робость онемения изгоя. Мне нужно от тебя совсем другое.
Летящее, звенящее, иное, небесное, но все-таки земное, глубокое, но ясное до сути. Я дал тебе миры — так нарисуй их. Найди им имя в тысячах наречий, переведи меня на человечий, не подпусти к полету птицелова.
Мне нужно от тебя ЖИВОЕ слово.

А на левой руке север носит северный ледовитый, он обвивает запястье, как старый свиток — выбелен солью, под ветром заиндевевший, суровый, седой, нездешний.

Север смотрит на левую руку, когда нам жутко, в дни, которые происходят, как злая шутка, сквозь людей, прожигающих кожу недобрым взглядом. Океан говорит: я рядом.

Мир не чёрный, не белый, он мерцающий, древний, серый, он стоит на великой вере, на прочном сейде, в глубине его тела сердце мое стучится. Ничего с тобой не случится.

Северный ледовитый лежит на руке порогом, он умеет быть и учителем, и уроком, он — граница, Ойкумена, Гиперборея. Мир велик и многогранен, но он — мудрее.

А на левой руке север носит свою обитель, полюса земли, сияющие орбиты, ледяную воду, океан бесконечной майи.

Никогда его не снимает.

Излучины луны изучены по дням — сначала острый серп, потом тяжелый гонг. Плывёшь вокруг нее и пробуешь понять, песок ли в глубине, вода ли тут кругом. Гадаешь о себе — мираж или мирской смиренный человек, бредущий сквозь туман. И почему луна всегда звучит тоской и медленно растёт, готовясь отнимать. Дорога на воде, прорехи в кронах лип, холодный меткий луч, летящий под ребро. Плывёшь вокруг луны и чувствуешь прилив, и ткань миров тонка, и видно серебро. Ключицы облаков, небесная любовь, великая жена, рождающая всех. Прижаться бы к тебе своим горячим лбом, но в небе только гонг. А скоро станет серп.

Волна моей воды, цветок моих седин, прекрасное дитя, рождённое в любви, запомни навсегда: о том, что бог един,
мы узнаём, когда он принимает вид зарницы
и цветка, рассвета и луча,
но явственней всего мы ощущаем: свой,
пока он мчит на нас, визжа и хохоча, с игрушечным мячом и плюшевой совой.
Когда припухлость щёк, и цвет счастливых глаз, и полуоборот знакомы до глубин, когда ты сам — яйцо, янтарная смола, в которой зреет жизнь, поскольку бог един.
Тепло моей руки, звезда моих ночей, бегущее на свет бессмертие моё, запомни навсегда — в любой из мелочей есть ты, и я. И бог.
И он тебе поёт.

Приходит ночь длиннее всех ночей, Старуха видит, чей ты был и чей, возможно, будешь, если бог родится. Часы берут вязание, и спицы стучат о тысячи случайных мелочей. Накидывают петли дней и дат на тот сюжет, в котором ты солдат, потом на тот, где ты герой-любовник. И узелком приказывают помнить: таков узор, никто не виноват. Смотри, садись с ногами на кровать, твоя задача — нить не оборвать и под руку не задавать вопросов. Грядет зима — мерцающая россыпь предчувствий, замерзающих в слова. Фрактал, кристалл, великая вода, мы состояли из нее всегда, но это чудо ощущали мукой. Владеть другим — доступная наука. Владеть собой — непревзойденный дар. Владей собой — сиди и не дыши, смотри, как время больше не спешит, как нити вирда связывают судьбы. Старуха мелом в темноте рисует, раскраивая крылья для души. Она-то знает, чей ты был и чей, возможно, будешь, если бог родится.
Попробуй никуда не торопиться.
Приходит ночь — длиннее всех ночей.

И что вы ко мне все с вопросами да с вопросами, какие там новости, я вам не Лента. ру. Я уже месяц босая, простоволосая, хожу в обнимку с плюшевым кенгуру. Врачи говорят задумчиво — стресс, депрессия, друзья смеются — может, тебе налить? А мне легко, мне, правда, легко и весело, просто совсем не хочется говорить. Где-то цунами, где-то столкнулись Боинги, все обещают, что миру вот-вот конец. Я так мечтаю жить в деревянном домике, а ты собираешься выстроить мне дворец. Мой сын научился считать до…
… показать весь текст …