Уметь возвращаться туда, где не ждут,
и ждать перестали, но помнят обиды,
где лают собаки, храня свой приют,
на тех, кто кормил их, а ныне забыты.

Всего один шаг для того, чтоб вернуть
короткое счастье от вздоха до вздоха,
всего один шаг, но так длителен путь,
как будто на плечи ложится эпоха.

У церкви люд святой и разный.
Творцу возносится хвала
и льётся солнце, славя праздник,
на золотые купола.

А рядом просят подаянья,
смущая праздничный народ,
больные, в ветхих одеяньях,
рассевшись у входных ворот.

И можно плюнуть на второе,
на всех убогих и калек,
на всех с протянутой рукою,
но ты, во-первых, человек.

Когда теряешь равновесие,
а имя забывает отчество,
и молний бритвенные лезвия
скользят по стенам одиночества…

Не плачь, когда совсем не плачется,
ты вырос на одно сомнение,
гроза всё выбривает начисто,
лови как парус - вдохновение.

Душе даётся всё, что пожелает:
сомнений холод и огонь любви,
бездомных псов под звон обедни лая
и лая без обеда… Се ля ви!

Душе даётся и вопрос по вере:
Святая или набожная бля*ь?..
и каждая ощипывает перья…
Да только не дано без них летать!

Смотришь TV, там звездятся все «звёзды»
и не стареют как сфинксы они.
Хочешь узнать настоящие звёзды?
В небо взгляни.

Отпуская кого, отпускайте,
пусть до боли всей кожей прирос,
только крылья ему не ломайте,
чтоб обратно он к вам не приполз.

Как непросто забыть человека,
но не плачьте, пускаясь вразнос,
чтобы он не приплыл к вам по рекам
от безумия пролитых слёз.

Отпустите его всей душою
в путь - дорогу: будь счастлив, живи!
Лучше так, чем тащить за собою
полумёртвое тело любви.

Темень и всюду недобрые лица,
жить боязливо, печален досуг.
Хочется взять пистолет застрелиться
и на свободу от мрака и мук.

Жизнь, что слеза на реснице аллаха.
Будет и свет, не кричи: Караул!
Надо ль тебе, чтоб Он вздрогнул от страха
вечных забот и невольно моргнул?

Среди занудливых дождей
однажды вспыхнет чьё-то имя,
и будешь думать лишь о ней,
и назовёшь её любимой.

Пройдут года, и всё наскучит,
и снова полные дождей
над головой повиснут тучи
в печальном сумраке ночей.

Уйдёт всё то, чем дорожишь,
заблещут и погаснут звёзды.
…и смерти доверяют жизнь,
коль больше некому и поздно.

Я Бог, Творец, всего и вся Создатель,
а Ты над этим миром господин,
так что же плачешь, сын мой? Я писатель.
Не плачь, получишь шанс, но лишь один.

Что хочешь? Денег, мысли поострее,
иль новых книг, зачитанных до дыр,
используй этот шанс, но будь мудрее,
он лишь один! Что изменил бы? Мир.

Солдат в сражениях и не был.
Вот первый бой и не вдохнуть.
Весь мир из голубого неба -
осколок продырявил грудь.

Одежда, руки, всё в кровище.
Ну, вот и боем он крещён.
Живой, а значит не погибший,
но и не выживший ещё.

…и будут руки помнить обо мне
и губы сохнуть, воскрешая имя…
но тонкий флёр у контура в окне
развеется и всё в тебе остынет.

От горечи, как папиросный дым,
свою ты душу выдохнешь невольно,
и тело станет мёртвым и пустым.
Я знаю, умирала, это больно.

Живи, когда у боли нет границ,
любовь в холодных не вонзает жало.
Люби меня, как любят райских птиц,
я петь хочу, я так тобой молчала.
… показать весь текст …

Зашёл, оформил карту VISA
вполне приличный человек,
но бес попутал, быть стриптизу,
но он, конечно, не из тех.

А через час смотрела девка
в его бесстыжие глаза,
и он к ней лез, напившись крепко,
но орган был совсем не «за».

Взяла девица карту VISA
и код спросила, уходя.
А вывод прост: Ты будь хоть в ризе,
быть в теме может и свинья.

Листья, застывшие в виде бемолей.
Всплесками звуков до тишины
рушится вся геометрия боли,
всё очищается до белизны.

Лист белоснежный, душа перьевая.
В кронах всё замерло. Замер и я.
Слышно, как время зубами пираний
вены грызёт моего бытия.

Всё, что умрёт не появится снова,
что же тогда оставляет свой след?
Бьётся в гортани бессильное слово,
в нём и вопрос и оно же ответ.

Я в лесу заблудился, был вечер.
Двое суток плутал. Взял испуг.
С новой ночью боявшийся встречи
я сквозь дебри пробрался на луг.

Отче наш, мне неведома трусость,
но у тьмы многочисленна рать.
Сын мой, брось эту жалкую глупость
и учись каждый день умирать.

Человеку дай зрелищ и хлеба,
и себя положи на весы.
А ты глянь, как огромное небо
умирает в глазах стрекозы.

Я знаю, что предательство в цене,
где сребреника звон - всегда напевно.
А если сердце не в стальной броне
бесчувствия от подлости душевной?

Вонзить бы в вас тот нож по рукоять,
что вы в меня вонзили, но едва ли
Бог даст. Я так сумею не предать,
как вы меня всё время предавали!

Отпуская кого - отпускайте,
пусть до боли всей кожей прирос,
только крылья ему не ломайте,
чтоб обратно он к вам не приполз.

Как непросто забыть человека,
но не плачьте, пускаясь вразнос,
чтобы он не приплыл к вам по рекам
от безумия пролитых слёз.

Жгут занозы крапивные в теле,
пусть горят, чтоб, терзая всю грудь,
от огня их мосты все горели,
освещая из прошлого путь.

Я хочу написать о Женщине,
не гламурной, простой красавице,
её волосы с ветром венчаны -
львиной гривою развеваются.

Дружит с ветром - сама не ветрена.
В летний дождь танцует со струями
да в повязке всего набедренной.
Ох, покрыть её поцелуями!

Женихи не прощают голода,
хоть и сытно, да нет приданного,
а мне хватит с лихвою золота
этой Женщине богом данного.

Проснулись уши, ноги, руки,
живот проснулся и слова…
Вот на тебе проснулись брюки,
но не проснулась голова.

Простите тех, кто перед вами провинились,
как всех людей их Бог жалеет и хранит,
хотя, я знаю, не по нраву будет милость,
когда вглубь сердца заползёт змея обид.

Помиритесь, иль никогда не будет рядом
виновных тех пред вами, но я не судья,
мне просто жаль всех, в ком внутри, питая ядом,
живёт холодная и мерзкая змея.

Простите тех…

Лучше тысячу раз простить
чем загнать червяка обиды
глубоко вовнутрь и кормить
ядом злобы рост аскариды.

Душит горечь, но ей не гори,
будет хуже и только хуже,
этот червь пока изнутри
всю твою не выедет душу.

Прости!