А пойду запишусь в хор,
Мне дадут сарафан в пол,
Буду делать со сцены ор,
Прихватив перстами подол.

Когда я маленькой была,
Я не была козой.
Совсем не клянчила бабла,
Была всегда с косой.

Была послушна и ловка,
И костью широка.
Могла любого дурака
Оттузить под бока.

Когда я выросла, слегка
Кость сузилась моя,
Но всё равно для дурака
Была опасной я.
… показать весь текст …

Ходит Ира грузная над потолком,
Там её дом.
Половицы скрипят, как будто
хотят треснуть.
А я живу под потолком, как в нише,
Но Иру слышу.
Значит, мы знаем, что живы пока —
От потолка.

Одна добрая маленькая девочка предложила мне коробочку с соком: «Будешь?»
Когда я взяла коробочку, то обнаружила, что она пустая. Девочка засмеялась над своей шуткой.
Тогда мне очень захотелось спросить: «Дядя Петя, ты дурак?»

Мне всё равно читаешь ли меня ты,
Ероша пятернею волоса,
Или отбросив книгу, топчешь мяту,
Срываешь кашку, трогаешь овса.

Или пшеницы колосом колючим
Кому-то пятку нежно щекотишь,
Не надо, не читай меня, так лучше,
А то ещё полюбишь, захотишь!

Тут и там старички веселятся, пижонят, а то ещё влюбиться норовят, а пуще того готовы жениться.
Нет, чтобы вспомнить Фёдора Ивановича:
«…И старческой любви позорней
Сварливый старческий задор»

Вот есть Вайнеры. Братья. А если один, то Вайнер, например, Аркадий. Почему же тогда Дейл Карнеги? Он же один, без брата, значит, Дейл Карнег!!!

Сколько б не было парней
На улицах Саратова,
Всё равно люблю на ней
Старика горбатого!

Сказал — обоснуй, сделал — забудь или исправь.

Почему у поэтов — алкоголиков сказочная интуиция, собачий нюх, бешеная потенция и гениальные стихи?!

Я, как всегда на метле, а друг Василий опять на кочерге — парочка!

У немого мальчика в руке
Неподвластна пальцам и ладони,
Бьётся мысль, как пташечка в силке.
Плавает, как облако в бидоне.

Было всё задумано неплохо,
Мыслилось прекрасное навечно,
Но один ушёл, отпал от Бога —
по горшкам дежурный человечек.

Я вижу справа подоконник, на нём цветок в горшке и стихи Тютчева.
Потом рама, за рамой на балконе сушилка, оставленная с лета.
За ней перила балкона, далее и выше дерево под ветром,
потом крыша и трубы дома напротив — и всё.
Выше — небо!

Наступает в жизни период, когда не нужны единомышленники, соратники, друганы. Одному правильнее.

Устав от молодильных ванн,
На все забив с прихлопом,
Княгиня сшила сарафан
И снюхалась с холопом

Снег валит, как будто небо кидается раскрошенным пенопластом…

Читаешь, порой, не стихи, а жалкие выжимки из забродивших ягод.

Встретились прабабушка и правнучка бедовая,
Посерёдке я стою, голова садовая:

«Баба Вера, как тебе, праху, там лежится?
Отвечает: «Хорошо! Только життя снится…»

Надя-Наденька моя, в космосе наметочка,
Хочешь ли скорей сюда, в человечки, деточка?

Отвечает: «Я-хочу, вот Бог покажет брод,
А пока не отпускает — нежит, бережёт…

Кто первый придумал, что первую половину жизни писатель работает на имя, а вторую половину — имя на него? Чтоб не расслабляться и не позориться, нужно бы и вторую половину работать на имя.

Как-то один человек сказал мне:
-Мужчине как и женщине нужна ласка.
Ему было 17, а мне 15.