Соседняя очередь всегда движется быстрее. Как только вы перейдете в другую очередь, ваша бывшая начинает двигаться быстрее. Ваше метание туда-сюда взвинчивает обе очереди. Чем больше ожидание, тем больше вероятность. что вы стоите не в той очереди.

Слова «Я буду любить тебя, пока живу"-могут быть и неправдой. Слова"Я буду любить тебя. пока смогу"-правда."Пока смогу"-может оказаться «пока живу».Почему же первое принимается с радостью, а второе даже и произносить не стоит?

Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз-длиннее был бы мой рассказ.

Здравствуй. Мы снова соприкасаемся бубенчиками резанных рук. Обнаженные вены, иллюзорные линии на бумаге-среди зараженного логикой мира. Это игра в осторожность. А я ни разу не играл в такую игру. Окруженное небо, и тем не менее посметь остаться живым-среди зараженного логикой мира. Я научился кусать потолок, я научился писать на воде, я научился орать в пустоту и мешать деревьям стоять на месте-среди зараженного логикой мира. Самое самое время смотреть открытыми глазами на солнце. Скоро стемнеет совсем, и нам достанутся холодные колючие стены-среди зараженного логикой мира.

Верь себе — и другие тебе поверят, даже если ты все-таки ошибся.

Совсем нетрудно иметь друзей, если разрешаешь людям над собой смеяться.

Узы брака тяжелы. Поэтому нести их приходится вдвоем. А иногда даже втроем.

Что ж ты, еж, такой колючий? Это я на всякий случай. Знаешь, кто мои соседи? Лисы, волки, да медведи.

Иногда молчание о своих чувствах является высшим их проявлением.

Сезам, откройся! Я хочу выйти.

Серьги у сестер, сверчки на шестках. Осталось извиниться перед зеркалом.

Кто не лезет вверх-тот падает вниз. Но и кто лезет вверх-тоже падает вниз.

Не все хотенья схачиваются.

Попытайся простить мне, что я не всегда пел чисто. Попытайся простить мне, что я не всегда был честен. Попытайся простить мне, я не хотел плохого. Ведь я не умел любить, но я хотел быть любимым.

Стоит только поставить где-нибудь памятник, или просто забор-так черт знает откуда нанесут всякой дряни.

Иногда кажется, что черная полоса превратилась в ленту Мебиуса.

А небо все точно такое же, как если бы ты не продался.

Приятно было постоять за дверью.

Мое имя -стершийся иероглиф, мои одежды залатаны ветром. Что несу я в зажатых ладонях никто не спросит, и я не отвечу. И как перед битвой, решительной битвой, стою у каждого перекрестка. На фоне асфальта я вижу свой берег, свою голубую россыпь. На все вопросы рассмеюсь я тихо, на все вопросы не будет ответа. Ведь имя мое-иероглиф, мои одежды залатаны ветром.

Закон никогда не наказывает ПРЕСТУПНИКА. Наказанию подвергается всего лишь тварь дрожащая-жалкая, перепуганная, раскаивающаяся, нисколько не похожая на того наглого, жестокого, безжалостного мерзавца, который творил насилие много дней назад (и готов будет творить насилие впоследствии, если ему приведется уйти от возмездия) Что же получается? Преступник как бы ненаказуем. Он либо уже не тот, либо еще не тот, кого следует судить и наказывать…