В машинном реве тонет зов,
И вместо дивной кантилены
Звучит надсадный вой сирены
И визг безумных тормозов.
И все же надо жить и петь,
Коль петь однажды подрядился,
И надо верить, что родился,
Чтобы от счастья умереть.

И золотым дождем прольется
Листва, падет сплошной стеной,
Земля бесшумно повернется
Своею лучшей стороной,
И время бег свой напряженный
Прервет на самый краткий миг,
Чтоб разглядеть завороженно
Земли преображенный лик.

Не бывает горше мифа,
Чем про бедного Сизифа.
Все мы летом и зимой
Катим в гору камень свой.
Не бывает хуже пытки,
Чем никчёмные попытки,
Зряшний опыт болевой,
Труд с отдачей нулевой.

Срывание масок, сдиранье бинтов
Под скрежет разболтанных старых винтов.
Во зло ли всё это, во благо?
Куда ты летишь, колымага?
Давно мы загнали своих лошадей.
Во всём, говорят, виноват иудей.
Кого мы ещё не назвали
Из тех, кто виновен в развале?
Летит колымага, а в ней мордобой.
Виновен картавый, виновен рябой.
Трясут и мотают телегу,
Летящую в пропасть с разбегу.

Хороша та картина, что выйти за рамки стремится,
Чтобы в душу чужую ворваться, пробиться, вломиться,
Чтобы в происходящее вторгнуться, как-то вмешаться.
Та, чьи краски способны с сегодняшней гаммой смешаться.

Хороши те стихи, у которых есть резвые ножки,
Чтобы прочь убежать из-под мягкой и твёрдой обложки
И влететь, и проникнуть, и вторгнуться в самую душу,
Не спросив у неё: «А я здесь ничего не нарушу?»

Я голой роще, что сквозит,
Сегодня нанесла визит.
Мы поздоровались вначале,
А после дивно помолчали
Среди её лучей, теней
О том, что важно, мне и ей.

Не умирайте, Бога ради,
Пока находитесь в осаде,
В плену у майских соловьёв,
Которые со всех краёв
Стреляют в нас на пораженье,
Да не прорвать нам окруженье
И да не выйти из кольца,
И да не ведать нам конца,
И да не снимут с нас блокаду,
Вдруг взяв да оборвав руладу.

Что с того, что все уж было,
Что сегодня не впервой
В поле бабочка кружила
Над июньскою травой,

Что на хоженой планете,
Рытой вдоль и поперек,
Прогнозируемый ветер
Клонит к стеблю стебелек.

Все равно пою, тоскую,
Прямо с листьев пью росу
И тебе, пролить рискуя,
Каплю зыбкую несу.

Какие были виды
В садах Семирамиды!
Какие пирамиды
Умел воздвигнуть раб!
Какой владеем речью!
Но племя человечье
Всегда венчало сечей
Любой земной этап.
И то, что возвышалось,
Со страстью разрушалось,
С землёю кровь мешалась.
Была бы благодать,
Когда б с таким усердьем
Учили милосердью,
… показать весь текст …

Итак я приняла решенье:
Учиться надо воскрешенью,
Чтоб не бояться угасать,
Как луч, что может воскресать,
Как утро, что всегда уходит
И снова путь сюда находит,
Как блик небесный, как весна.
И зря лежала я без сна
Всю ночь, тоскуя, что так скуден
Запас мгновений. Лучше будем
У тех лучей уроки брать,
Что вновь пришли сюда играть.

Поговорить начистоту
С тобой хочу, но на лету
Усердно ловишь тополиный
Июньский пух, и мой недлинный
Рассказ тебе не по нутру.
И что за речи на ветру,
Когда ветрами все уносит:
Вопрос, ответ, того, кто спросит…
И много утечет воды,
Но будет петь на все лады,
Как нынче, каждая пичуга,
И будут двое друг на друга
Глядеть, не ведая эпох
И времени… И дай им Бог.

Всё угасает, чтоб вновь озариться,
Всё процветает, чтоб вновь разориться,
Всё зачинает, чтоб вновь погубить…
Ангел мой ласковый, дай долюбить.
Разве затем и закаты и зори,
Дробь соловья и черёмухи море,
Дней разномастных несметную рать
Ты подарил, чтобы всё отобрать?

Как Бог на душу положит…
Ну, а если он не может
Ничего нам предложить,
Налегке придётся жить.
Но душе всё плоше, плоше,
Тяжелей без Божьей ноши.

Сказать, какие я люблю слова?
Те, что не только говорят, но слышат,
Как ветер шторы на окне колышет,
И как трещит ночами голова.
Когда я жгу фонарик и не сплю
В своём дому, наполненном словами,
Которые хотят расслышать сами
Как дышит ночь. Я их не тороплю…

Между листьями свет, между ветками свет…
Ничего кроме света на свете и нет,
Ничего кроме белого, белого дня,
Что начало берёт с заревого огня,
И уходит, кончаясь закатным огнём…
Надо жить на земле лишь сегодняшним днём,
Что огромен и нов, светоносен и чист,
Где на ветке горит несгораемый лист.

Исписан лист простой и нотный,
И мой мотивчик тягомотный
Сегодня негде записать.
И Бог с ним. Нечего спасать
Мотив, звучащий слишком грустно.
Пускай он существует устно.
Дождусь другого. Свет и тьма,
И даже тишина сама
Рождают призрачные звуки.
Ловлю их с горя иль от скуки
(Хоть каждый еле уловим)
И мечу именем своим.

Опять минуты роковые.
Опять всей тяжестью на вые
Стоит История сама
И сводит смертного с ума.
И гнет деревья вековые.
И снова некогда дышать
И надо срочно поспешать
В необходимом направленьи,
Осуществляя становленье
И помогая разрушать.
А что до жизни до самой —
То до нее ли, милый мой?
И думать не моги об этом:
Мятеж весной, реформы — летом,
… показать весь текст …

Что вижу, о том и пою.
А что еще делать в раю?
Вот вижу большую ворону,
Что важно идет по перрону.

И нет здесь особых красот.
Льет дождик с небесных высот,
И льет он все пуще и пуще
На здешние райские кущи.

Есть удивительная брешь
В небытии, лазейка меж
Двумя ночами, тьмой и тьмой,
Пробоина, где снег зимой
И дождик осенью; пролом,
Куда влетел, шурша крылом,
Огромный аист как-то раз,
Неся завороженных нас.

Где ты тут, в пространстве белом?
Всех нас временем смывает,
Даже тех, кто занят делом —
Кровлю прочную свивает.
И бесшумно переходит
Всяк в иное измеренье,
Как бесшумно происходит
Тихой влаги испаренье,
Слух не тронув самый чуткий;
Незаметно и невнятно,
Как смещаются за сутки
Эти солнечные пятна.
Где ты, в снах своих и бденье?
В беспредельности пространства
… показать весь текст …