Светят огни городов,
Я за тобой вновь бегу,
Но вырваться из оков
Я уже не смогу.

Ты словно сильный магнит,
Но почему далеко?
И сердце моё болит:
Так это высоко.

Не молчи, скажи мне
Хоть пару слов,
И они нашу спасут
Любовь.
… показать весь текст …

В полусознательном. Дело было в детском саду на утреннике. А потом уже было выступление в сознательном возрасте, когда я уже учился в школе. Помню, стоял за кулисами, меня так жутко трясло, что я даже убежал. Меня поймали, нашли, вернули, какая-то дама мне сделала массаж пальцев, что, кстати, помогло справиться с волнением. Потом я вышел на сцену, стоял неподвижно с огромными глазами и пел.

Не всегда, потому что они сами себя в обиду не давали. Даже сами меня защищали порой в силу своего материнского инстинкта. Я же всю школу был достаточно мелким, поздно вытянулся. Хотя драки, конечно, были!

Моя мама из Татарстана, папа-из Кабардино-Балкарии. Я русский!

Мама более благосклонно, чем папа. Отец всегда с иронией относился к тому, что я делаю, вечно подтрунивал надо мной, и это меня всегда заводило. Он всю жизнь работал с цифрами и чертежами и, разумеется, мечтал, чтобы я стал кем угодно, только не артистом.

Учиться в Гнесинке было моей мечтой: еще учась в школе, я писал туда фанатские письма с вопросами о том, что нужно сделать, чтобы туда поступить. Разумеется, никто на них не отвечал. После школы я поехал туда и поступил, несмотря на небольшой конкурс: 45−50 человек на место. С самого начала учебы педагоги мне прочили карьеру оперного певца, но я понимал, что быть великим тенором мне неинтересно. Я слушал другую музыку, и пел другие песни.

Нет, но в эмоциональном плане здесь, очень тяжело. От привязанности к людям, от того, что нужно брать на себя ответственность и принимать решение, которое обсуждает потом вся страна. Это ад! Я думаю, что если участник мудрый и умный, то, уходя, он сделает для себя правильный вывод. И будет стараться сделать себя лучше, пытаться исправить ошибки, но не будет обвинять наставника. Признаюсь, у меня даже сон нарушился от переживаний. Порой мне снится, что кто-то из наставников придумал какую-то сумасшедшую вещь. Я просыпаюсь от страха, что ничего не придумал или что у меня, что-то не получилось…

Мы выбираем девушек с харизмой. Тех, кому через экран удается передать настроение. Так, что шанс есть всегда, и у всех.

Всё началось после конкурса на ТВ: «Молодые голоса Кавказа». Прохожу как-то мимо местного дома культура, там стоят девчонки, пацаны. И вдруг слышу: «О, певец!» Бровь у меня взлетела. Славой, я упивался, особенно поначалу!

Родителей я ни в коем случае не стесняюсь, я ими очень горжусь. Мой папа инженер-конструктор. Кстати, он закончил институт в Челябинске. В единственном роддоме на весь поселок, но мы оттуда быстро уехали, потом нигде не останавливались надолго: до моего шестилетия мы жили в Набережных Челнах, потом в Кабардино-Балкарии, когда меня спрашивают, какой я национальности, отвечаю так: «Моя мама из Татарстана, папа-из Кабардино-Балкарии. Так что я русский!»

Я рос очень громким ребенком, поэтому воспитатели в садике меня не любили. А дети не любили, потому что я все у всех съедал. Когда мы приходили к кому-нибудь в гости, я первым делом бежал на кухню и просил мяса. Мама говорила: «Боже, как стыдно! Мы ведь его специально перед самым выходом из дома накормили!»

Потому что хочу благодаря талантливым людям, с которыми мне доводится работать, воплощать в жизнь свои желания, доносить до людей свои неспетые песни.

В той суете было много полуобещаний. Стоит любому твоему слову получить огласку, как общественность на тебя начинает давить, к чему-то склонять. Мне это не понравилось.

Это проект, который я делаю для души и на свои деньги. Я пишу музыку и хочу издать альбом. Это возвращение к самому себе, наверное. Потому что Витя был очень стеснительным мальчиком. Когда ты берешь другое имя, ты чувствуешь себя раскованнее, смелее. Очень трудно реализовываться, когда рядом много людей, видевших твои промахи. Для меня было важно, чтобы люди видели только мои успехи и победы. Не хочу делать что-то в полноги.

Успешный артист-это артист, который никогда не позволяет себе отлучиться от своей деятельности надолго. С одной стороны, это плохо, потому что не предполагает никакой личной жизни, а лишь сплошное служение искусству. Поэт в России больше чем поэт. Артист в России больше чем артист.

Мои родители и мои близкие друзья, которые знают меня достаточно давно, называют меня Витей. Другие Димой. По паспорту, и по самоощущению я Дима. Дмитрием звали моего деда, которого я очень любил. По-моему, мы живем в том временном отрезке, когда имя человека совершенно неважно. Незнакомым я могу представиться и Алексеем.

Во мне есть энергия, которая может заразить и увлечь. Значит, я хороший в энергетическом смысле человек.

У нас была такая любовь, что дышать становилось тяжело.

После смерти Айзеншписа меня стали рвать на куски. Теоретически можно было пойти куда угодно. Например, к Иосифу Пригожину, тем более что он предлагал. Но в то же время меня стали «грузить» беседами о каких-то бумагах и контрактах, а я в этом совершенно ничего не понимал. Я знал одно: мне нужно работать. Мы тогда уже были знакомы с Яной, в чем-то я даже с ней советовался. А потом она сама предложила свою помощь. Так и срослось.

Стараюсь оценивать не только по голосу, но также по энергетике и по тому, что из себя представляет человек. Артист не сможет стать популярным, если он внутри пустой. Бывает, что я уговариваю спеть их какую-то определенную песню. А так я им всегда говорю: меня имеют в Интернете, а я имею вас! Но все равно общение происходит на дружеской ноте