КЕЛЬТСКАЯ ЛЕГЕНДА.
Птица бросается грудью на терновый шип и с пронзенным сердцем исходит песней и умирает. Она не может иначе, такая ее судьба.
Пусть мы и сами знаем, что оступаемся, знаем даже раньше, чем сделали первый шаг, но ведь это сознание все равно ничему не может помешать, ничего не может изменить, правда? Каждый поет свою песенку и уверен, что никогда мир не слышал ничего прекраснее. Мы сами создаем для себя тернии и даже не задумываемся, чего нам это будет стоить. А потом только и остается терпеть и уверять себя, что мучаемся не напрасно.

Как меняется человек, смотря по тому, кто его собеседник, как меняется даже манера говорить.

Я не знал, что с женщиной можно испытать подобное, что она дарит такую огромную радость. Я жаждал никогда больше с нею не расставаться, и не только ради ее плоти, но ради счастья просто быть подле нее, говорить с нею и молчать, есть обед, приготовленный ее руками, улыбаться ей, разделять ее мысли. Я буду тосковать о ней до последнего вздоха

Что толку томиться по человеку, если он всё равно твоим никогда не будет?

А все-же память неосязаема, как ни старайся, подлинное ощущение не вернешь, остается лишь призрак, тень, грустное тающее облачко.

Мужчины… Они почему-то уверены, что нуждаться в женщине — слабость. Я не про то, чтобы спать с женщиной, я о том, когда женщина по-настоящему нужна.

Нет, она не святая, она почти такая же, как все. Только никогда не жалуется, это особый дар — а быть может проклятие? — всеобъемлющего терпения. Какова бы ни была утрата, какой бы ни обрушился удар, она встречает их, принимает всё, что есть, и хранит в себе, и тем питает пламя, горящее внутри. Что научило её этому? И можно ли этому научиться?

Ни один человек на свете, будь то мужчина или женщина, не видит себя в зеркале таким, каков он на самом деле.

— Вот упрямая! Я же вам объяснял, моё имя произносится не Ливень, а Лион.
— Да нет же, вы не поняли… — Джастина задумчиво смотрела на искрящиеся струи фонтана, на грязный бассейн, в который кидали уйму грязных монет. — Были вы когда-нибудь в Австралии?
Плечи его вздрогнули от беззвучного смеха, но ответил он не сразу:
— Дважды я чуть не поехал туда, herzchen, но мне удалось этого избежать.
— Вот побывали бы у нас там, так поняли бы. Если ваше имя произносить по-моему, оно на слух австралийца вол…
… показать весь текст …

Однажды ты станешь кому-то нужен как воздух, и кто-то станет как воздух нужен тебе.

все лучшее покупается лишь ценой великого страдания…

Нет таких целей, ради которых можно было разбить сердце другого человека.

— Я никогда, никогда, никогда никого
не полюблю! Только попробуй
полюбить человека — и он тебя
убивает. Только почувствуй, что без
кого-то жить не можешь — и он тебя
убивает. Говорю тебе, в этом люди
все одинаковые!

Старость-самое жестокое мщение, которое на нас обрушивает мстительный бог. Почему он заодно не старит и наши души.

Надежда может быть самой жестокой вещью в мире, и бывает так, что самое большое, что может один человек сделать для другого — это убить безнадежную надежду.

— На то и друзья, чтоб без них нельзя было обойтись.
— До чего любопытно разбирать по черточкам лицо, которое уже так знакомо и которое, оказывается, совсем не знаешь.
— Слова о любви бессмысленны. Я мог кричать тебе, что люблю, тысячу раз в день, и всё равно ты бы сомневалась. Вот я и не говорил о своей любви, я ею жил.
— Что толку томиться по человеку, если он все равно твоим никогда не будет?
— Что бы про тебя ни думали другие, это все равно, все равно, все равно.
— … смотреть в его глаза, ко…
… показать весь текст …

…Нужно ей и хочет она всего самого обыкновенного — чтоб были муж, дети, свой дом и кто-то, кого любишь! Как будто довольно скромные желания, в конце концов почти у всех женщин всё это есть. Но многим ли женщинам, у которых всё это есть, этого и впрямь довольно? Ей-то, кажется, было бы довольно, но может быть, она так думает потому, что ей всё это не даётся?

… у него живой гибкий ум и непроницаемое лицо; и притом особый дар: он всегда умеет понравиться окружающим, независимо от того, приятны они ему или отвратительны, согласен он с ними или расходится во мнениях. Он не льстец, но истинный дипломат.

Это чудесно — очутиться в объятиях мужчины, ощущать его мускулистую грудь и бёдра, впитывать тепло его тела.

Ведь только тому, кто хоть раз поскользнулся и упал, ведомы превратности пути.