…Я бы хотел остановиться на глубинных, метафизических или, если хотите, на эстетических разногласиях с режимом…
.Я всегда знал, что история — это не девушка, и в ней было очень много насильников, злодеев и садистов, но я не представлял, что великую державу, весь мир и саму историю могут насиловать столь невзрачные гномики, столь маленькие кухонные карлики, и это меня всякий раз оскорбляло. Я был согласен на ужас, но мне нужно было, чтобы этот ужас был сколько-нибудь эстетичен. Этот же, бытовой, мещанский ужас людоедов в пиджаках, варящихся в собственной лжи, морально разрушал меня…

«Я ведь не бог, я всего лишь животное, только в человеческом облике.»

«С философской точки зрения художник всегда Гулливер. Он дружит только с большим и малым, с карликами и великанами. Ему скучно с посредственностью».