Киржач — милейший старорусский городок во Владимирской области. Впервые он упоминается аж в 1332 году в духовной грамоте Ивана Калиты. Станция Большого железнодорожного кольца, арматурный завод, мебельная и швейная фабрики, молокозавод. Типография.

Шесть средних школ, одна вечерняя, колледж, одно ПТУ. Даже центр детского творчества и детская школа искусств имеют место быть на двадцать семь с половиной тысяч населения, согласно переписи. Вдобавок — замечательно сохранившиеся строения Благовещенского монастыря со знаменитой, построенной еще в XVII веке, Спасской церковью.

Словом, городок как городок. Для этих краев вполне среднестатистический.

И убийство, случившееся в Киржачском районе в начале этого года, в принципе, тоже среднестатистическое: пьяный убил пенсионера. Если бы не некоторые детали: пьяным оказался тринадцатилетний подросток, который не только убил старика, но еще и расчленил его тело так, что в шоке были даже бывалые оперативники.

Но больше всего потрясает мотив зверства, о котором подросток не без удовольствия рассказал операм, — любопытство. Стало ему, понимаете ли, интересно узнать, «как выглядит человек изнутри».

Вот и полюбопытствовал…

Обыденность ужаса

Дальше — больше.

Третьего февраля в поселке Елецкий города Воркуты произошла, увы, тоже вполне банальная трагедия: после занятий в школе не вернулся домой двенадцатилетний мальчик. Его родственники были вынуждены обратиться в правоохранительные органы. Дальше — сухой язык протокола.

«В ходе оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий было обнаружено тело мальчика и установлены лица, причастные к его гибели. Ими оказались два сверстника потерпевшего. По версии следствия, между подростками произошла драка, в которой один из нападавших нанес потерпевшему несколько ударов ножом».

Мальчишка от полученных ран скончался на месте. Сверстники, особо не размышляя, сначала убедились, что он умер, а потом просто закопали тело в снегу. Возбуждено дело по статье «убийство малолетнего».

Еще более дикая история случилась всего двумя днями позже в Княгинском районе Нижегородской области. Там была арестована пятнадцатилетняя воспитанница детского реабилитационного центра, которую подозревают в убийстве семилетней девочки. По данным следствия, подозреваемая просто зашла в спальню, где находились две малолетние воспитанницы-девочки, и «из-за малозначительного повода задушила одну из них». Причину своего поступка пятнадцатилетняя сопля объяснить так и не смогла. Захотелось.

Самое удивительное, что убийца и не подумала скрываться: сразу после преступления девушка рассказала обо всем случившемся подруге-сверстнице. Но и ей не смогла объяснить мотив своих действий.

И таких историй — даже не хочется пересказывать. Достаточно открыть скупые страницы любой криминальной хроники. Бытовуха, скукотища… Обыденность.

Вот только все это мелочи по сравнению с той «ужасной и преступной историей» из моего детства, которую я вам сейчас расскажу.

Казачий урок

Так получилось, что я хоть и рос в добротной «профессорской» семье советских ученых-геологов, но был при этом, что называется, гиперактивным ребенком. Современные американские врачи, скорее всего, обнаружили бы у меня «синдром дефицита внимания с гиперактивностью». И, возможно, даже лечили бы меня, как американскую олимпийскую чемпионку Симону Байлз, амфетаминами.

По крайней мере, ни одного дела довести до конца я вообще толком не мог. Даже в игре — мне просто становилось не интересно.

Вылечила меня от этой фигни бабушка, Царствие ей Небесное. Потомственная уральская казачка Анастасия Димитриевна, рожденная и воспитанная еще до Великой революции в семье казачьей старшины.

Дело было летом, в станице. Бабушка, к которой меня привезли «на каникулы», мыла полы. Я заинтересовался:

— Баба, дай!
— Точно хочешь? — поинтересовалась бабушка.
— Да!

Что ж, мне немедленно вручили тряпку. Которую я, развезя грязь на метре пола, тут же, естественно, бросил. И уже собрался куда-то бежать по своим срочным делам, но был отловлен за шиворот.

— Тебя кто-нибудь заставлял? — вежливо поинтересовалась Анастасия Димитриевна.

После чего, зажав мою голову между колен, сначала высекла меня как следует уральской «вицей» (это такой тонкий гибкий прут, почти что розга, только без соли), а потом заставила вымыть всю избу. Захлебываясь в слезах и соплях, я несколько часов надраивал полы, а бабушка, забросив сельские дела, внимательно наблюдала, чтобы все было хорошо.

Я понимаю, что, с точки зрения современников, моя любимая бабушка нанесла мне, ребенку, «психологическую травму». И что ее следовало за это немедленно посадить, моих родителей — лишить родительских прав за халатность, а меня самого — отдать в детский дом, откуда я, несомненно, вышел бы куда более полезным членом общества, чем сейчас.

Но все мои друзья и даже враги, — которых у меня хватает, ибо я не могу отнести себя к сугубо положительным персонажам, — признают за мной, по крайней мере, одно положительное качество. Если я за что-то осознанно берусь, то обязательно, чего бы это ни стоило, довожу дело до конца. И, кстати, трижды думаю перед тем, как за что-то взяться.

И бабушке я за это только благодарен. И память о ней — храню, потому что люблю ее до сих пор.

Превращение в зверя

Я рассказал эту историю не потому, что призываю бить детей, — это глупо. Я о другом, на самом деле.

В середине прошлого века интеллектуальную Европу потряс роман будущего нобелевского лауреата Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Эта книга зафиксировала в интеллектуальном сознании одну замечательную вещь: ребенок — это далеко не всегда «ангел».

Без закрепленного кодекса воспитания и жесткого каркаса взрослой морали это еще и маленький хищник — такова уж человеческая природа. При определенных обстоятельствах, если им не заниматься, этот маленький хищник может превратиться в зверя.

К сожалению, сейчас это предостережение старательно табуируется. Изменяя, «в ногу со временем», систему воспитания в традиционной семье, утверждая приоритет «права ребенка» над «правом семьи» или «правом учителя», об этом не стоит забывать.

Это вовсе не значит, что автор призывает вернуть в школу розги. Более того, готового рецепта «что делать» у меня просто нет. Однако происходящее должно хотя бы стать предметом для дискуссии. В том числе и о «радикальной ювеналке», в которой «права ребенка» суть неоспоримая и не обсуждаемая ценность.

Иначе мы так и будем сталкиваться с описанными выше случаями. Иначе мы рискуем получить — да чего там, уже получаем, — целое поколение настоящих «повелителей мух».