О подарке.
Какое счастье — покупать елочные игрушки! Даже если ты до прилавка не дотягиваешься, видишь только чьи-то пальто и цигейковые шубы. И ботинки, и валенки. Куча людей, дикие очереди, но мама игрушки показывает: чудесные они! Шары разноцветные с искусственным снегом, собачки и домики с окошками, сверкающие сосульки! И мама все покупает! Полный прозрачный мешочек игрушечек! А дома — елка, папа принес. И сегодня — Новый год, мама пораньше пришла с работы, и мы поехали в «Детский мир» за игрушечками. Тогда выходных было мало, это было давно. Я сама несла этот восхитительный мешочек с игрушками. Подносила его к глазам и разглядывала, улыбаясь от счастья. Мама мне разрешила самой нести игрушечки! И совершенно зря. Потому что у самого подъезда нашего нового дома я упала, конечно. И уронила мешочек. И все-все игрушечки разбились вдребезги! В мелкие осколки. И я расплакалась от горя, безутешно и тихо. Прижимая к груди мешочек с осколками. Мама присела на корточки и стала меня утешать. А чего утешать-то? Елочка останется голой, все игрушки разбились. И уже темно! Наверное, это было очень грустное зрелище, потому что остановились соседи. Мы их плохо знали, недавно дом построили и мы переехали. Старичок и старушка. Но я помнила, как их зовут — мама велела всегда запоминать имена и отчества знакомых. Моисей Рафаилович и Хена Соломоновна. Вот как звали старичка и старушку. Я еще тише стала плакать — боялась, что меня пристыдят. В советские годы плакс стыдили. Но еще горше, еще крепче к себе мешочек стала прижимать с осколочками. И пошла за ручку с мамой, шатаясь от горя. И не успела валеночки положить на батарею, икая от слез, как пришли соседи, эти вот старички. И принесли чудесные игрушки, необычайные. Я таких до сих пор не видела: колясочка из бисера стеклянного, изящная, с колесиками! Клоун в шапочке. Балерина с тонкими ножками, в атласных туфельках. Грибы и ягоды, гораздо красивее настоящих, из тонкого-тонкого стекла. Полную коробку! Ничего красивее я в жизни не видала! И старички сказали, что это — мне. Пусть будут мои игрушечки! Насовсем. Навсегда! И мама, конечно, позвала их встречать Новый год. И они пришли. Нарядно одетые и очень-очень дряхленькие. И гладили меня по голове, и хвалили за стихи, и кушали салат «Оливье». И тоже много вкусного принесли. А потом Хена Соломоновна заплакала, глядя на игрушечки — они сверкали и переливались драгоценным блеском на елочке. И сказала, что это — игрушки их дочки. Ее убили фашисты, еще маленькую, на оккупированной территории. Так вышло. Потому что была война, и такое вот бывало. А я — пусть я радуюсь и живу долго-долго. И хорошо кушаю. И учу стихи Самуила Яковлевича Маршака, с которым она лично была знакома. И я непременно буду актрисой — у меня очень выразительные глаза! Из моих выразительных глаз немедленно потекли слезы и я крепко-крепко обняла старичков. У которых потом я часто бывала дома — ведь мама и папа допоздна работали. И они тихонько говорили друг другу, что я — изумительный, необычайный ребенок. Золотая голова! Просто у них было — золотое сердце. И я до сих пор их помню — и вот, вам рассказываю…