Эту бабушку я еще застала в живых, хотя она уже была очень-очень старенькой. А я была маленькой — лет 7−8.
К Марье Гавриловне мы частенько хаживали с моей бабушкой, навещали ее, потому что осталась она одна на белом свете, хотя и в свои 90 «с хвостиком» вполне себя обслуживала, была в полном разуме и даже пекла необыкновенные какие-то постряпушки в настоящей русской печке. Ее муж и дети погибли на фронте. Так пояснила мне моя бабушка в ответ на мои расспросы — почему у баб Маши никого нет.
Заодно бабушка поведала такую историю.
Во время войны из деревни все более-менее здоровые мужчины подходящего возраста, ушли на фронт. Остались старики, женщины, дети да инвалиды. Как назло годы выдались неурожайными, и даже в лесу перевелась дичь, плохо росли грибы-ягоды.
Но в то лето разбушевалась лесная малина. Кто жил в Сибири — тот знает, как она волшебно пахнет! За много верст тянется этот сладкий аромат.
В одно утро баб Маша (тогда еще просто Маша) собрала соседских ребятишек — мал, мала, меньше, договорилась с дровосеками, те их перевезли через Енисей на чадящем ботике и должны были встретить вечером, чтоб отвезти обратно.
Маша в окружении ребятни скрылась в тайге.
Вот уже и солнце пошло в закат, а ягодников все нет и нет. Ждать-пождать — нет их. Стали волноваться — а ну как заплутали?
Но вот из леса выбегают ребятишки. Бегут, плачут, пищат, падают. Ровно горох. Бегут к берегу, оглядываются, верещат.
Спустя время из леса появляется Маша, которая тянет по земле огромную корзину, полную малины, ведра на три. Следом за корзиной тащится медведица и нагло эту малину из корзины жрет.
У Маши в руках снятая с головы косынка.
Время от времени она хлещет медведицу по морде и выговаривает ей:
— Ишь чё придумала, срамотница! Чё делашь, чё делашь-то, а? Бесстыжие твои глаза! — и хлесь, хлесь медведицу по роже. Та жмурится, тянет недовольное «мёёооооо», и снова принимается за малину из Машиной корзины.
— Да яззззви тя в душу-от, пропастина ты этакая! Вот навязалась! Пшла, пшла вон! А ну, пшла! — хлесь, хлесь, хлесь.
Мужики сперва очешуели, потом подхватились, загорланили, стали гудеть в пароходный гудок, бросились навстречу Маше.
Медведица, наконец, опомнилась, перестала жрать малину, разочарованно «помёкала» и понуро уплелась в лес.
Есть женщины в русских селеньях…
Так что кони могут себе скакать спокойно дальше.