Шел к концу второй год службы, и чтобы свалить скорее домой, наше отделение впряглось в аккорд. Надо было построить септик для нескольких жилых пятиэтажек в военном городке, и тогда дембельнуться можно было бы в начале, а не конце ноября, а то и в декабре.
На чертежах это было большое, диаметром метров в шесть, круглое железобетонное сооружение, спрятанное в землю. Арматурная составляющая будущего септика была за мной, сварным нашей дембельской бригады. Вертикальные стойки для стены колодца мне нарезал из толстенных гофрированных прутов, которые на объект привезли в больших связках, газорезчик Витя Малошенков из Брянска.
А вот для обвязочной сетки арматура поставлялась в больших круглых бухтах. Ее надо было разматывать и нарезать на прутья длиной в два метра, а затем еще и выравнивать получившиеся дуги, причем уже в ходе сварки.
Дело это было муторное. Мой помощник слесарь Коля Петров из Ижевска, которому надоело топтать сапогами разогретую арматуру, внес интересное предложение: цеплять один конец бухты к чему-либо устойчивому, на глаз отделять от бухты витков на метров двадцать-тридцать, перерезать сваркой арматуру в этом месте и цеплять второй конец к трактору. Пусть он и растягивает эту спираль в нитку!
Трактор у нас был — МТЗ с вагонеткой, на нем Иван Гоппе подвозил нам всякий материал. Мы ему растолковали, что к чему, Иван покивал своим хрящеватым унылым носом, на кончике которого всегда висела прозрачная капля, и согласился помочь.
Но к чему прицепить конец бухты? Вокруг ничего такого, кроме котлована, в котором и надо было поставить септик, да моей «буцигарни» — так Малошенко почему-то называл сколоченную из досок будку, в которой хранились сварочный трансформатор, кабеля к нему, электроды да моя роба. Да, еще рядом стоял столб электролинии.
Это был хороший столб, толстый, глубоко и надежно вкопанный. И наверняка с ним ничего не случится, если мы примотаем один конец совсем тоненькой, без обычных ребер жесткости арматуры — скорее, даже не арматуры, а толстой проволоки, — к низу столба, а другой к трактору. Трактор потянет распрямит таким образом арматуру. Сказано — сделано!
Мы с Петровым вытянули из бухты конец, примотали его к столбу, затем на глаз отвернули от бухты несколько витков на пару десятков метров, я сваркой перерезал отмеченное место, на втором образовавшемся конце мы соорудили петлю и просунули ее в серьгу форкопа МТЗ, зафиксировали пальцем. Я махнул рукой смотревшему на нас вполоборота через заднее стекло кабинки Гоппе: «Давай!».
Иван мотнул головой, роняя вечную каплю с носа, врубил скорость и плавно тронулся с места, таща за собой постепенно распрямляющиеся спирали арматуры. И вот арматура уже вытянулась сначала в волнистую, а затем идеально ровную нитку, приподнялась над землей и зазвенела, натягиваясь. Столб чуть-чуть качнулся.
-Харе! — заорал я Гоппе. Он остановил трактор и немного, на полколеса, сдал назад, чтобы легче было высвободить петлю, плотно обжавшую палец. Но все равно пришлось постучать молотком, чтобы высвободить конец вытянутой арматурины.
И пока Гоппе курил, топчась у своего трактора, мы с Петровым быстренько разделали выровненную многометровую проволоку на размеченные мелом двухметровые куски: он подтягивал ее мне под электрододержатель, а я резал.
Минут через десять операцию повторили: опять привязали один конец заметно похудевшей бухты к столбу, другой к трактору, и Гоппе растягивал арматуру до звона. Дело ладилось, и мы с Петровым радовались как дети: так, глядишь, мы и сократим сроки нашего аккорда — на одной операции вырвем день, на другой пару…
И когда полутонная бухта уже заканчивалась, а рядом с ней образовалась солидная горка заготовленных ровненьких прутков для сваривания сеток, случилось непредвиденное: Гоппе зазевался, и вместо тормоза нажал на газ.
Арматура натянулась и завибрировала. Казалось, она вот-вот лопнет, а оторвавшийся конец, как и полагается в таких случаях, хлестнет по кому-нибудь. Мы с Петровым на всякий случай присели на корточки — авось, пронесет.
Но лопнула не арматура — уже расшатавшийся столб вдруг дал большой крен, и натянувшиеся, как гитарные струны, провода оборвались, отлетели на несколько метров от столба и упали на землю.
Увидев, что наделал, Иван ударил по тормозам, затем сдал назад.
— Ты че наделал, урод? — почти хором заорали мы на него. Гоппе как сидел в тракторе вполоборота к нам, так и остался сидеть, только сконфуженно улыбаясь при этом, скреб свой затылок под съехавшей на лоб пилоткой.
Обесточенными оказались не только мы — от нас линия тянулась дальше, к строящимся для авиаторов домам. Чтобы скрыть следы своего преступления, мы быстренько отмотали арматуру от столба, а другой конец отцепили от трактора и оттянули подальше в сторонку.
На улице моросил мелкий противный дождь, и мы, надеясь, что электрики скоро сами найдут порыв и устранят его, уселись курить в моей буцигарне (кстати, только сейчас, при помощи интернета выяснил, что на жаргоне это слово означает вытрезвитель. И с чего это Малошенко мой сварочный пост сравнил с сиим учреждением?).
И тут Петров, время от времени поглядывающий в щель между неплотно пригнанными досками задней стенки, озадаченно сказал:
— Ни фига себе! Что это с нашим замполитом?
Замполит нашей роты капитан Осинский, дуреющий от бесконечной писанины в своем кабинете, время от времени обходил объекты, чтобы пообщаться с солдатами-работягами, своим пламенным словом призвать их к новым трудовым свершениям, ну и по-отечески пожурить, если было за что. Нормальный был мужик, одним словом, только нудный.
— А ну…
Петров пододвинулся на деревянной лавке, уступая место у щели мне. Я выглянул на улицу и тоже офигел. Знакомая долговязая фигура в плащ-палатке, не дойдя по размешанной в грязь всяческой техникой и солдатскими сапогами дороге метров тридцать до нас, занималась черт знает чем: беспорядочно размахивала руками и совершала какие-то дикие прыжки, поочередно высоко вздымая то одну, то другую ногу. Из-под хромовых сапог с блестящими голенищами во все стороны летела грязь.
— Чего-то он, в самом деле? — озадаченно пробормотал я, уже догадываясь, что на самом деле происходит. Осинский плясал неподалеку от столба с валяющимися на мокрой земле проводами.
— Ё-моё, так это его же током хреначит! Надо спасать замполита…
— Не убило же? Ну и не убьёт. Пусть немного попляшет! — мстительно сказал Петров. — Это ему за мои пять нарядов вне очереди! Да и как ты ему поможешь? Сам пойдешь туда плясать?
Плясать мне рядом с капитаном не хотелось. Да и у меня был свой счет к капитану. Если Петров и заслуженно получил свои пять нарядов — Осинский застукал его, когда Коля на обязательной еженедельной политинформации увлеченно рисовал в тетрадке картинки порнографического содержания, хоть и примитивные, но очень похабные, — то мне замполит влепил три наряда целеустремленно. Чтобы я ему после смены сварил из уголков и арматуры остовы для стендов, которые потом оснастили фанерным табло с застекленными дверцами, установили у входа в казарму, и на которых размещалась всяческая пропагандистская фигня, стенгазеты и просто газеты.
Но мне все же по-человечески стало жалко капитана. Он выглядел не просто смешно и нелепо, его реально сильно и очень больно било током — электричество ведь продолжало поступать по проводам, а те, оборванные, лежали на сырой земле у дороги.
Ситуация, в которую угодил замполит Осинский, в учебниках для электриков называлась шаговым напряжением. Когда из меня в Нижнетагильской стройбатовской учебке готовили электросварщика, то я там, хотя и бегло, изучал и технику безопасности.
Так что я вспомнил, что при этом надо делать. Ток, расползавшийся по влажной земле, по каким-то своим законам бьет человека, попавшего в эту опасную зону, только тогда, когда он отрывает одну ногу от земли, а другую оставляет на месте. То есть, когда шагает — отсюда и шаговое напряжение.
Растерявшийся замполит как раз и продолжал скакать рядом с валяющимися на земле проводами под напряжением, вместо того, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов и чесать подальше от этого гиблого места. Уже стало слышно, как капитан Осинский от отчаяния стал материться, чего за ним отродясь не наблюдалось.
Ну что ж, мы эту ситуацию создали, нам и спасать человека, не самого плохого из офицеров нашей части. Если бы на месте замполита оказался сам командир роты Срухов, которого ненавидела добрая половина вверенного ему подразделения, ей-Богу, я бы и пальцем не пошевелил — пусть себе пляшет, хоть лезгинку, хоть краковяк. А Осинский что… Ну, с говнецом мужик. А у кого нет этого говнеца?
— Товарищ капитан! — крикнул я, выйдя из буцигарни. — Идите назад, но не шагом, а как на лыжах.
-Чего? — прокряхтел Осинский, пытаясь сделать очередной шаг и снова подпрыгнув, как кузнечик. — Ох, ё… твою мать! Почему здесь током-то бьет, а?
-Дак провода вон почему-то оборвались, — пожаловался я. — И работа стоит теперь. А у нас же, сами знаете, аккорд. Может, кто въехал в столб? Но мы не видели! Щас пойдем электриков искать. А вы давайте назад, гусиным шагом только!
Капитан снова выругался, медленно, не отрывая сапог от земли, развернулся в противоположную сторону, и, раскачиваясь из стороны в сторону, заскользил грязными сапогами по раскисшей дороге в сторону части, подальше от столба с оборванными проводами. Ему не хватало только лыжных палок.
А электриков на обрыв пригнал мастер участка, такой же срочник, как и мы, только с сержантскими погонами. И электрики — их было двое, — тоже мотали срочную службу.
Несмотря на свою молодость, парни они были опытные, сразу разглядели, что столб около нас расшатан, увидели и следы-шрамы на нем от натяжения арматуры, саму нарезанную арматуру, трактор вблизи со все еще работающим двигателем.
Парни обматерили нас, покрутив пальцами у висков (да мы и сами знали, какие мы раздолбаи), утрамбовали грунт у расшатанного столба, сноровисто подвесили и натянули провода, и, потрепавшись с нами о близящемся дембеле, ушли врубать подстанцию.
А мы… А что мы? От идеи распрямлять арматуру с помощью трактора мы не отказались. Только действовали теперь более обдуманно: вбили в землю под углом массивный железный штырь, и теперь уже к нему цепляли арматуру.
На вопрос недоверчивого читателя: и что, вот так все и обошлось, и никого не наказали? — отвечу: да, вот все именно так и обошлось. Не знаю, чего там наболтали электрики, если их, конечно, вызывали куда-нибудь, но никто и словом не обмолвился о том происшествии. Как будто ничего и не случилось. И даже замполит оказался неблагодарной свиньей — хоть бы руку потом мне пожал за свое спасение…