Последний.

— Машка! Маш! Принеси воды, что-то жарковато мне.
Тишина.
— Внучка, ты где? Принеси воды, пожалуйста!
Никакого ответа.
— Ушла что ли… — Василий Павлович открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света.
— Будет тебе и Машка, и вода, и махорки мешок. Вставай, Вась, — прямо над ухом прозвучал чей-то звонкий и до боли знакомый голос.
Немного привыкнув к яркому освещению, Василий Павлович снова открыл глаза и увидел над собой несколько улыбающихся лиц, склонившихся над ним.
— Матерь божья! Степка! Ты ж это… Чур меня!
— Все мы тут «это». И ты тоже, Василь. Вставай уже, чего разлегся то?
— Помер я что ль?
— Ага, — не переставая улыбаться, ответил молодой человек.
— Я так и знал, — вздохнул Василий Павлович, — вчера еще давление поднялось, думал — вчера и помру… Ладно, давай руку, помоги подняться.
— Ага, еще чего?! Давай сам! Ишь ты… Помоги ему…
— Степка, а ну не безобразничай, давай руку.
— Я тебе говорю — сам поднимайся.
— Вот всегда знал, что ты такой, — укоризненно покачал головой Василий Павлович и, оперевшись на локоть, с легкостью вскочил на ноги.
Немного опешив от такой резкости и подвижности своего тела, он посмотрел на свои руки. Боль в ногах прошла, как будто ее и не было.
— Ого! Прям как молодой, — он улыбнулся и провел ладонью по своему лицу, — ты глянь, и правда молодой!
— А мы тут вроде как старики, да? — засмеялся Степан, — ну что, Васька, здравствуй! Сколько мы с тобой не виделись? Лет двадцать, наверное?
— Здравствуй, Степка! — он обнял своего товарища и посмотрел на его лицо, — ты смотри! Красавец! Хоть к невестам беги! А тут все молодеют что ли?
— Все или не все — это я не знаю, а нашим всем лет по двадцать пять становится. Ну что, ребятки, встречайте, — обратился он к своим товарищам, стоящим рядом, — всех помнишь, Вась?
Василий обернулся к группе людей и замер.
— Сашка! Сашка!!! И ты здесь! — он бросился к пареньку, стоящему с краю и схватил его за плечи, — вот так встреча! Ну как ты? Когда ты… Когда сюда попал? Мы ж с тобой в последний раз в Сталинграде виделись.
— Да, помню… Ты ж меня тогда перевязал, а сам дальше пошел в наступление. Меня сестричка вытащила. Два месяца в госпитале отлежался и снова на фронт, а уже под Богучаром меня и скосило в бою. Так что, я тут с сорок третьего.
— А меня прям из-под Берлина сюда перевели. Помнишь меня? — сделал шаг вперед темноволосый парень.
— Подожди, подожди… — Василий потер висок, — фамилия у тебя еще чудная такая была… А! Колотушко Гришка! Говорил же тебе — одень каску, одень каску! Неслух.
— А толку? — засмеялся Гришка, — У меня ж каска не резиновая была, на все тело не налазила. Мне в грудь прилетело, так что все равно не помогла бы.
— А потому что не нужно было вперед батьки в пекло лезть! — заметил высокий парень с хитрым прищуром.
— Ох ты… Товарищ капитан, — по привычке вытянулся по струнке Василий.
— Да брось ты, Вась, — усмехнулся тот, — все мы тут одинаковые.
— А вас когда? Вас же ранило вроде?
— А вот за этим дуралеем когда пополз, — капитан дал легкого подзатыльника Гришке, — я то думал, что он живой еще, вот и полез за ним. Снайпер — зараза, меткий попался. Потом заражение и всё…
— Вот же гад, — ругнулся Василий.
— Да ничего, мы этого гада потом вычислили, — прогудел басом широкоплечий парень, скромно стоявший с краю.
— Ого! Серега! А ты когда? Мы ж с тобой домой ехали в одном эшелоне.
— А я не на войне, я уже дома. В девяносто третьем.
— Эх… Ты ж мне тогда свой адрес продиктовал, а я блокнот и посеял где-то. Ты извини, что не писал тебе, — смутился Василий.
— Да ладно, все равно встретились, — похлопал его по плечу Серега.
— Ну что, ребят, пойдем, отметим что ли нашу встречу? — подмигнул хитрым глазом Степка.
— А что, тут можно? — удивился Василий.
— Нельзя, но я договорился с одним ангелком… В общем, вопрос решаемый.
— Вот проныра, — засмеялся капитан и потрепал его за волосы, — ну, раз договорился, то, как говорится, не грех.
Друзья обнялись и неспеша побрели по дивному месту, в котором они снова были молодыми и веселыми. Им было что вспомнить, и что рассказать друг другу. Их война закончилась.

***
— Вот и пришло мое время, — прошипело существо, покрытое черной шерстью, — выпускай меня.
— А кто тебе сказал, что это последний? — светловолосый подошел к клетке и проверил замок, пару раз дернув за него.
— Я знаю, я чую, — заметалось существо внутри. На торчащих клыках выступила пена, а глаза налились кровью.
Светловолосый помолчал и сложил руки на груди.
— Да, ты прав, — вздохнул он, — это действительно, последний воин той войны. Но зачем тебе на свободу? Разве твои приспешники не справляются со своими задачами, постоянно разжигая войны то тут, то там?
— Я хочу крови, я хочу большую войну. Выпускай!!! — оно со всего маху бросилось на прутья и потянулось когтистыми пальцами, к стоящему рядом, светловолосому, — у нас был договор!
— Вот я его сейчас пойду и почитаю, а ты пока посиди, — ответил он существу и вышел из комнаты.

***
Он сидел за столом, обхватив голову руками, и в десятый раз перечитывал все пункты договора. Нигде не было ни единой зацепки.
— Судя по всему, мне придется его выпустить, — вздохнув, сказал он сам себе и откинулся на спинку стула, — остается одна надежда. На внуков и правнуков этих воинов. Эх… Если бы они только знали… — он встал из-за стола, достал из кармана ключи и снова вздохнул.
— Если бы они только знали, что если они допустят большую войну, то до тех пор, пока не будет похоронен ее последний боец, в клетке буду сидеть… Я.