В саду листву сырую в кучи
Сгребал старик,
Когда прорезался сквозь тучи
Знакомый крик.
На грабли опершись, он к небу
Воздел свой лик,
Из-под руки ища подслепо
Прощальный крик.
Он знал прощания и горше
За всю-то жизнь.
Но отчего-то нынче дольше
Глядел он ввысь.
Потом, махнув рукой по слуху,
Пришёл домой,
И на свою взглянул старуху
Как бы впервой.
И вспомнил: как была красива!
Как взгляд лучист!
А он — был первый заводила
И гармонист!
Давно ль на свадьбе их бедняцкой
Шёл пир горой?
Давно ли спит в могиле братской
Их сын герой?
И сам давно ль в бреду метался
В госпиталях?
Но всё ж живым домой добрался
На костылях.
Живым! Так, стало быть, в работу
Со всем нутром,
В работу до седьмого поту —
Всё перетрём!
И шёл солдат, скрипя протезом.
Встречай, колхоз!
Строгал, косил, ковал железо,
Возил навоз…
И лишь притронуться к гармони
Не мог солдат…
Вся жизнь теперь — как на ладони,
Как голый сад…
В кулак откашливаясь глухо,
Себя виня,
Он вдруг сказал: — Прости, старуха.
Прости меня.
Она взглянула удивлённо:
- Никак больной?
- Пока здоров. Прости, Алёна.
— Господь с тобой.
Иди-ка лучше отобедай.
Винца-то дать?
- Ну что ж, давай. Да и себе-то
Налей-ка, мать.
…Дождь за окошком, разрастаясь,
Шумел во тьме.
Старик подумал: жизнь под старость,
Как дни к зиме.
Потом из кухоньки, в потёмках,
Прошёл он в зал
И осторожно, как ребёнка,
Двухрядку взял.
Но, видно, поотвыкли руки,
И лишь на миг
Рванулись на свободу звуки,
Как в небе крик
И стихли… Молча спрятал хромку
Он в сундучок.
Опять откашлялся негромко.
Разделся. Лёг.
И лишь, ворочаясь в постели,
На грани сна
Шепнул вдруг: — Нынче пролетели…
Ты спишь, жена?