Нет, пожалуй, ничьей вины — кто был ближе, а кто был дольше?
Чьё-то сердце в часы войны оказалось немного больше…

Софья — чистой воды алмаз. Адмиралу искать бы клады
здесь, на дне прозорливых глаз. Лучшей женщины и не надо.
Знала семь языков, и муж не скрывал — хороша, желанна…

Языком говорящих душ в совершенстве владела Анна.

В них любовников видел свет и давно поостыл к роману,
а они на письмо ответ ждали будто небесной манны.
Пряча тихую боль в слова, не роняли стыда и чести,
но решила за них молва — «Александр и Анна вместе…»

Так и сталось. Но видит Бог, шли к любви, огибая мины.
«Как могла она?» «Как он мог?» — мелкой дробью летело в спины.

Каково же им было — мочь? — не пятная детей и близких.
А в Россию спускалась ночь — и вносила неверных в списки…
А в России пылал закат, становясь для иных — рассветом.
Счастье равное шли искать, создавая страну советов.

Для кого-то он был Колчак. Враг бездушный, жестокий, зримый.
Для неё здесь горел очаг… Для неё был на Вы любимый.
Для неё этот выбран путь. Даже если дорога — в небыль.
До последних расстрельных пуль. До последнего взгляда — в небо…

А в России пылал рассвет, становясь для неё — закатом.
Тридцать семь леденящих лет. Тюрьмы, ссылки, любовь — набатом.

В лагерях не копила злость, не копила вражду слепую —
сохранила ты белой кость, кровь не выстудив голубую.
И спустя пятьдесят лихих после смерти его нелепой,
ты писала ему стихи — за границу земного. В небо…