Иконы Виктор Бабарыкин творит не кистью, а огнём. Зажав в зубах прибор для выжигания, он прикасается к доске, оставляя на ней точки и линии.
Дым рассеивается — и на дереве уже виден образ Христа. Кажется, Спаситель смотрит прямо в душу. Ведь икона создана человеком, которого вера в Бога спасла от смерти, подняла с самого дна, который порой страшнее ада.
…Виктор появился в Каменск-Шахтинске в канун Дня Победы, 8 мая 1965 года.
Мать не обрадовалась рождению сына.
— Какой из калеки работник! — рассуждала она. — Обуза!
— И в умственном отношении мальчик, наверное, неполноценный, — сообщил ей врач. — Вы молодая, зачем вам сын-инвалид?
Мать оставила малыша в приюте, одарив его лишь именем — Виктор. Оно стало для брошенного мальчишки знаменем.
— Сдаваться, когда тебя называют так, нельзя! — тысячи раз твердил себе позже Виктор. — Моё имя означает «победитель»!
Сначала он жил в Ростовском доме малютки. Там было всё — сытая кормежка, игрушки. Не было только рядом женщины, которую он мог назвать мамой.
— Я никого в детстве не называл этим словом, — говорит мне Виктор. — Не пришлось.
Возиться с ним в приюте не очень хотели — да и как это делать, ведь ни руки, ни ноги у него не работают, даже карандаш не удержит!
Так и остался бы Виктор неучем, записали бы его навечно в олигофрены, если бы не учительница спецшколы Галина Уткачёва. Женщина заметила, что мальчик смышлёный и память у него отличная.
— Почему ты не пишешь буквы? — спросила она его.
— Пальцы меня не слушаются, Галина Петровна!
— А рот у тебя, Витя, не только для того, чтобы со мной спорить и кашу есть, — уже ласково произнесла учительница. — Зажми карандаш зубами и пиши! У тебя получится!
Виктор старательно выводил на бумаге каракули. Сколько сил ушло, чтобы они стали похожими на буквы! Школу мальчик закончил с отличием, и его домом стал Новочеркасский интернат инвалидов.
Беда
Виктора там поселили в комнате с 56-летним безногим мужчиной. Тот инвалид был обижен на весь мир и знал только одно лекарство от сжиравшей его тоски.
— На, пацан, хлебни! — подносил он к губам Виктора стакан с водкой. — Сразу веселее будет…
И вправду — мир становился ярче, люди — добрее, и тот пьяница уже казался закадычным другом.
Виктор привык к жизни в интернате, привык к водке. Организм был ещё крепок, и интересы заключались не только в стакане. Парень пел в хоре, писал рассказы, на самодельной коляске раскатывал по двору. Записался в казачью дружину, играл в шахматы. Но сердце просило большего, он чувствовал себя богатырём, связанным судьбой по рукам и ногам.
Что же делать?
— Свобода, гласность, перестройка, кооперация! — звенело тогда на всех углах. Бабарыкин подался в коммерцию. Торговал продуктами, косметикой и одеждой. Всё шло вроде успешно, но случился дефолт.
— Парень, ты попал на бабки! — заявил ему поставщик. — Должен — плати!
Виктора вынудили идти побираться. Бомжевал в Ростове-на-Дону, просил милостыню на рынке. Рассчитаться с долгом быстро не получилось. Добила личная драма:
— Девушка, которую я любил, меня бросила. Оказалось, ей нужен был не я, а мои деньги…
Виктор совсем опустился, выглядел стариком. Он пил, пытаясь забыться. И чуть не умер, замерзая на улице.
— Может, оно и к лучшему? — билась в мозгу страшная мысль. — Но её догоняла другая:
— Я же Виктор! Меня так просто не убьёшь — даже водкой!
Возрождение
Тот зимний день стал днём его возрождения, воскрешением тонувшей в алкоголе души.
…Виктор сидел на паперти храма в Ростове и протягивал руку. Монетку подал человек в рясе:
— Может, зайдёте внутрь? В храме теплее…
Виктору помогли закатить тележку в церковь. Под сводами звучало пение хора, пахло свечным воском и ладаном. Люди расступились, пропуская его вперёд.
— Все смотрели на меня без злобы, с сочувствием, — вспоминает Виктор. — Сострадание не унижало — я ощущал, что прихожане храма считают меня равным им. Слёзы хлынули из глаз, я ощутил, что Христос меня видит и любит…
Разговор со священником для Виктора стал исповедью. Он говорил о своей неудавшейся жизни, что он так не нашёл своего пути.
— Говоришь, неплохо рисовал? Тогда сделай икону! — предложил ему священник.
Работа оказалась нелёгкой. Вместо кистей и красок — электропаяльник. Виктор выжигал образ им, зажав инструмент в зубах. Обжигал губы, рот, но закончил икону.
— Господь дал тебе талант и силы, — одобрил работу батюшка. — Значит, можешь стать художником. Всё в твоих руках!
— В зубах, — с улыбкой поправил Виктор. — Они у меня крепкие.
Он вернулся в новочеркасский интернат, начал трезвую жизнь, расплатился с долгами.
Его приняли в художественный вуз, работы стали брать на выставки. Бабарыкин выжигал не только иконы — картины из жизни казачьего Дона, иллюстрации к произведениям Шолохова. Виктор стал лауреатом международных и российских премий, его работы экспонируются в музеях.
Семья
Бабарыкин отыскал своих родных.
— С отцом встретился незадолго до его смерти, — рассказывает Виктор. — Разговор получился откровенный. «Папа, вот я сумел сделать так, чтобы наша фамилия зазвучала, — говорил я отцу. — Твоего сына знают по всей России. Я живу так, чтобы на моем примере попавшие в беду люди воспряли духом, почувствовали себя нужными». Отец меня понял. А с мамой и сестрой вышло иначе. Приехал к ним, а не обрадовались мне, мама заявила, что правильно сделала, оставив меня в роддоме. На том же такси уехал обратно. Я для них чужой…
Виктор мечтает завести свою семью — надеется встретить женщину, которая будет относиться к нему с любовью и уважением. В интернате Бабарыкина ценят:
— Мужчина он надёжный, умный, талантливый!
И смелый — в планах Виктора прыжок с парашютом и путешествие на паруснике.
…В новочеркасском храме Ксении Петербуржской Виктор служит помощником священника, его избрали старостой прихода. В этой церкви висят сделанные им иконы.
— Был бомжом-пьяницей, а стал признанным художником, — говорит Виктор. — Не иначе как святая Ксения перед Господом за меня заступилась — она ведь тоже бездомной бродяжкой была…