Жил-был на свете горшечник. Он прожил долгую жизнь и был очень искусен в своём деле. Одна беда — не было у него ни семьи, ни детей. Все горшки, которые выходили из его рук, были на загляденье — красивы формой, покрыты искусными и весёлыми узорами, звонкие, и вода оставалась в них прохладной даже в самый жаркий зной. Горшечник был уже стар, и, чувствуя, что скоро покинет этот мир, решил сделать последнюю партию горшков, которые были бы самыми лучшими на всём свете.
И вот отправился он на реку за глиной для работы. Долго бродил он в поисках самой лучшей глины и, наконец, нашёл ту, которая ему подходила. Глины оказалось совсем немного — всего на два горшка. Пришёл он в свою хижину и принялся за работу. Нелёгким оказалось его занятие, ведь он хотел сделать свои горшки совершенными! Долго мял он глину, думая о том, какой формы им быть, придумывал самые лучшие узоры, добивался мелодичного звона… Долго не выходил он к людям. Сколько? О том никому не ведомо — может год, а может и десять…
Наконец, работа подошла к завершению. Стоят перед мастером два горшка — венец его трудов. Глядит на них горшечник и радуется. И так ему захотелось, чтобы весь мир порадовался вместе с ним, глядя, какие удались горшки! Но кроме горшков разделить его радость было некому. Ах, как захотелось ему, чтобы они ожили, чтобы увидели, как они красивы, как причудливы и разнообразны узоры на их бочка́х, как весело плещется в них вода, как прекрасен мир, в который он их поселил. Дунул он на них и сказал:
— Хочу, чтобы вы ожили!
И, о чудо! Горшки обрели жизнь! Очень обрадовался старик, что у него теперь есть два сына, ибо всё у него было, а семьи он так и не нажил. И вот, долго ли, коротко ли жил счастливый горшечник со своими сыновьями, учил их уму-разуму, а только захотели они пойти по свету — на людей поглядеть, свою долю найти. Тревожно было отцу отпускать их в мир, да делать нечего — уж очень он любил своё творение. Благословил он их в дорогу и отпустил.
Долго ждал отец, когда вернутся его сыновья. Все глаза проглядел, а их всё нет, как в воду канули… Но однажды, когда он уже совсем было отчаялся свидеться с ними, в дверь его хижины раздался стук. Радостно побежал старик к дверям, думая, что это сыновья возвратились из далёкого своего странствия. Распахнул он дверь. И что же? Видит он на пороге только разбитые черепки, которые были его сыновьями. Долго горевал старик, но слезами горю не поможешь. Вот склонился он над черепками и вдруг слышит голос старшего брата:
— Ах, отец, дурно жил я, уйдя от тебя — хвалился красотой да умом, который ты мне дал, пел звонкие песни, считал себя самым лучшим из тех, кто попадался мне на пути. Ты наполнил меня чистой водой и сказал, чтобы я отдал её девушке, которую полюблю, а я поил ею всех понравившихся женщин, когда мне казалось, что они хотят пить. Но когда встретил ту, которую полюбил всем сердцем, не смог напоить её и каплей той живой воды, так как всю её истратил на других, и она умерла от жажды. Я не смог пережить этого, бросился со скалы и разбился! Ты дал мне жизнь, поселил в этот прекрасный мир, наполнил меня живой водой любви, а я этого не оценил! Прости меня, отец, что я был совершенным горшком, а человеком так и не стал. Ах, если бы можно было всё исправить… Но теперь я — это глиняные черепки. Ты меня просто выбросишь, и я умру навсегда… Кому нужен разбитый горшок? Как мне горько, отец! Прости, помоги!
Заплакал горшечник, слыша запоздалое раскаяние своего сына. Взял он острый нож и срезал со своей правой руки кожу. Кровью склеил он осколки, а кожей обмотал склеенные останки. Орошённый отцовскими слезами горшок ожил, да более того — он превратился в настоящего человека, как и отец. Отец, пожертвовав своей рукой, спас его. Обрадовались они, обнялись, расцеловались. Но радость их была неполной, ведь второй брат не был с ними. Снова было занёс отец нож, чтобы срезать кожу теперь уже с левой руки для младшего сына, а тот и говорит:
— Что это вы тут собрались и плачете обо мне? И зачем это ты, отец, хочешь испачкать меня своей кровью, да намочить слезами? Так и заболеть недолго! Не смей этого делать! Мне и так хорошо! Раньше, когда я был целым горшком, я мог вмещать в себя одну только воду, которую ты в меня вливал. Теперь же я могу вместить в себя всё, что только захочу! Я сам разделил себя на многие части, чтобы впитать в них всё то, что я смогу встретить на своём пути. Ведь жизнь так прекрасна, и я хочу попробовать вместить в себя всё! Ты завещал, чтобы я отдал воду любимой, но я теперь могу отдавать кусочки себя многим девушкам, которых полюблю. Для этого я и разбил себя на множество меня. Теперь меня много, и я всего себя отдам миру, который так люблю. Я спасу его, сделаю лучше!
Старший брат воскликнул:
— Опомнись, брат! Мы оба разбились, но отец спас меня. Попроси его, он и тебя спасёт, и ты станешь настоящим человеком!
— А что такое быть человеком? — спросил младший. — Это неинтересно, в этом нет свободы, надо слушаться отца… Он дал мне только один горшок любви, а я, сделав её черепками, размножу её, отдам людям. И каждый будет счастлив от того, что у него есть осколочек любви, заключённой в черепок. Поэтому я самый счастливый горшок на земле, и я не хочу делаться человеком. Я сделал свой выбор и совсем не нуждаюсь ни в тебе, отец, ни в тебе, брат. Вы только мешали мне своими наставлениями. Люди несвободны, а я — свободен! Отдайте меня миру для счастья таких несвободных людей!
Очень горевали горшечник со старшим братом. Да делать нечего — счастье младшего было для них превыше всего. Собрали они черепки, да и выбросили их на улицу, в мир, чтобы младший брат обрёл то счастье, которое выбрал для себя.
Долго валялись черепки на улице под ногами тысяч людей, пока не были растоптаны в прах. Навсегда…