Большая паперть
В сотый раз повторять, что у нас страна крайностей, значит себя не уважать. Это даже малому дитяти известно. Подтверждения — на каждом перекрёстке.
Раньше все тщательно скрывали, что они верующие. Сейчас только попробуй заикнись, что ты атеист, — побить готовы.
Раньше слово «лесбиянка» могло попасть в орфографический словарь только по недосмотру цензуры. Нынче сторонницы однополой любви, чтобы завести подружку, дают объявления в многотиражных газетах.
Раньше книга «Как закалялась сталь» из ушей лезла. Теперь десятый экземпляр этого романа, напечатанный на папиросной бумаге, дают за деньги почитать на одну ночь и при этом несколько раз предупредят, чтобы не попалась на глаза стукачам.
То же и с нищими. Раньше их не было. То есть они существовали в легендах и мифах, сказках и преданиях старины глубокой, в заголовке хрестоматийной повести Марка Твена. Это явление напоминало нечто вроде любви — никто её не видел, но многие о ней говорят.
Нынче вирус нищенства бушует в воздухе — передаётся при кашле и чихании, половым путём, путём взаимной переписки, по телефону, при помощи ксерокса, по факсу…
Факсограмма: «Подайте Христа ради!»
Ответная факсограмма: «Бог подаст!»
Нищенству, как и любви, все возрасты покорны.
Однажды в центре Москвы я наблюдал душещипательную картину. Возле подземного перехода сидит мальчик среднего школьного возраста и просит милостыню. Мимо проходит его ровесник и небрежно бросает просящему червонец.
Это бытовой, или индивидуальный, уровень нищенства.
Следующий уровень — трудовой, или коллективный. Когда одна фирма, скажем, редакция журнала, выпрашивает у другой фирмы, например банка, подаяние — подайте бедному журналу на бумагу для обложки.
Третий по масштабности уровень — межрегиональный. Когда области клянчат кое-что из бюджета.
Вирус нищенства — он заразен. Он настолько захватывает людей, что меняет их психологию. Не в лучшую сторону. Халява, сэр! Того и жди, что скоро мы увидим людей с протянутой рукой в театрах и на концертах, в библиотеках и филармониях, планетариях и музейных залах…
Первые ростки уже налицо.
На днях судьба занесла меня на одно серьёзное предприятие, куда вход строго по пропускам. Иду по длинному, покрытому мутным линолеумом коридору и вдруг вижу — у стены стоит человек с протянутой рукой.
Глазам своим не поверил. До того не поверил, что даже ста рублей попрошайке не дал. Думал, галлюцинация.
Спрашиваю потом у знакомого:
— Каким образом посторонние умудряются проскочить к вам мимо вахтёров?
— Чёрта лысого мимо них пройдёшь! Это наш сотрудник.
И поведал мне такую историю.
Молодой инженер увлечённо трудился на заводе, всю душу отдавал любимому делу, и денег при этом ему не хватало. Мог, безусловно, перейти в коммерческую структуру, его приглашали. Но прикипел к своей работе, нравилась она ему. Ну, а страна крайностей — либо работа интересная, либо заработки приличные. Как говорят дети, одно из четырёх. Тем не менее однажды наш герой явился на приём к директору — просить об увеличении зарплаты.
Директор: увы, милейший, при всём желании не могу. Лимиты исчерпаны, существуют утверждённые ставки, вилки и прочие розетки.
Тогда инженер завилял хвостом:
— Если не можете увеличить оклад, разрешите просить подаяние прямо на заводе, так сказать, без отрыва от производства.
Тут уж директор пошёл навстречу, разрешил. Правда, велел написать заявление на разрешение нищенства. Бюрократ.
Теперь каждую свободную минуту инженер выскакивал в коридор: постоит с протянутой рукой, подзаработает малость — и обратно к кульману.
Коллеги христарадника, видя такое дело, закипятились — чего ради он получает больше нас! Что мы — рыжие, что ли?! Мы тоже хотим стоять в коридоре.
Заявления на нищенство посыпались словно из рога изобилия. Директор едва успевал давать разрешения. Отказать нельзя — обвинят в фаворитизме.
Ряды просящих на заводе росли и крепли. По коридорам — не пройти. Уже один нищий кричал другим: «Господа, не толкайтесь! Опять чуть пуговицу не оторвали!»
Наступил момент, когда практически все сотрудники завода начали клянчить подаяние. Милостыню окружающим способен был подать лишь директор. У него самый большой оклад, он находится за чертой богатства. Однако день ото дня ему становилось труднее содержать всю эту ораву. Поэтому никто на предприятии не удивился, когда пронёсся слух, что коллегия министерства разрешила ему с трёх до пяти стоять в министерском коридоре и просить милостыню.