Радость горячей волною, нет-нет, да подкатит.
Вспыхнет румянцем и тут же отхлынет с лица.
Тихо сияя глазами, с утра баба Катя
Будто сама не своя. Достаёт без конца

Ложку из тумбы разбитой. Достанет — положит
В старую чашку с надтреснутым краем. Иль вдруг
В пальцах сожмёт эту ложку (так крепко — до дрожи!),
Грея её, как живую, теплом своих рук.

Ложка и впрямь хороша: серебро высшей пробы,
На черенке гравировка изящным витком.
…Жаль только, сын торопился и мало здесь пОбыл,
Чаю- и то не попИл с привезённым медком…
…
Комнатка снова не топлена. (Зябкие души
«Дом престарелых» не балует нынче теплом).
Там баба Катя, а рядышком с ней — баба Груша —
Смотрят на сад, облетевший, за мутным стеклом.

Греются чаем. От холода пальцы не гнутся.
Мёд бабы Кати чуть-чуть унимает озноб.
Груша задумчиво хлюпает чаем из блюдца,
Хмуря, изрытый морщинами, старческий лоб.

В этом тягучем молчанье недоброе что-то…
В нём бабыкатина радость — «бельмо на глазу».
Груша губами выводит сердитые ноты.
Пробует тщательно колотый сахар на зуб.
…
Бог обделил бабу Груню — ни деток, ни мужа…
С Катей иначе: есть сын, хоть живёт вдалеке.
— Лёнька привёз! — Прорывается радость наружу.
Катя с серебряной ложкой — как с флагом в руке.

Груня молчит. Баба Катя сияет: — Красиво!
Тут вензеля, позолота… Смотри, как блестит!
Лёнька заботливый. Жаль, приезжает в Россию
Из-за границы раз в год… Чтоб меня навестить.

Груня усталой рукой прикрывает зевоту.
Вяжет вокруг поясницы пуховый платок.
И обрывает соседку: — Ну, ложка… Всего-то!
Взял бы одёжки привёз — будь умнее чуток.
…
Катя трясётся. Трясутся и руки, и губы…
— Ложка пропала! — В глазах — воспалившийся страх.
Катя искала везде: под кроватью, за тумбой,
За батареей, в карманах, в пакетах, в шкафах.

Катя с утра пристаёт с наболевшим вопросом.
Мучает всех — персонал, поваров, стариков,
Груню — соседку… Та хмыкает, шмыгает носом:
— Разве сознается кто-то?! Ищи дураков!

Сердце заходится болью. И щемит. И щемит.
Время обеда… Прогулка… — уже всё равно.
Осень! Какое ужасное, мёртвое время! -
Катя бессмысленно тычется взглядом в окно.
…
В комнате няня. Меняет старушкам постели.
Грязные простыни нА пол сдирает рывком.
А у окна баба Катя — жива еле-еле.
Рядышком с ней баба Груня — хрустит сахарком.

Вдруг что-то звякнуло. (С Груниной ль это кровати?!)
На пол скатилось за серую кучу белья…
— Что это? — Шепчет встревожено бедная Катя,
И, обернувшись, бледнеет: — Пропажа моя!

Груня кидается к ложке, тряся телесами:
— Это моё! Не отдам!
— Груня, как ты могла?..
Катя сереет лицом.
— Разбирайтесь-ка сами, —
Охает няня, сгребая бельё из угла.
…
- Вот её вещи. Дневник. Фотокарточка мужа…
Няня вручает пакет: — Я Вам всё отдала.
Катя угасла за месяц. Расстроилась дюже
Из-за какой-то там ложки… Такие дела.

Тихо вздыхая: — Хоть Вам пригодится едва ли…
Он (побелев): — Умерла? Из-за ложки? Бог мой!
Я собирался забрать её…
— Что ж не забрали?
(Дальше сердито): — Езжайте, голубчик, домой.

… Дождь. Он садится в саду на сырую скамейку
Прямо в хорошем пальто. Раскрывает пакет.
Руки дрожат. Много курит. Струящейся змейкой
Дым устремляется в небо. Что ж… Катеньки нет…

…
Катин дневник. Крупный почерк (и детский немножко):
«Снова не топят… Сегодня кормила кота…
Сад облетел… (Дальше жирно) Потеряна ложка!!!»
Запись оборвана. После неё — пустота.