Уже упоминавшаяся в главе о колдуне-знахаре совесть представляет собой таинственный голос, заслуживающий более подробного рассмотрения.

Совесть часто даёт повод продемонстрировать силу воли, следовательно, они вполне могут быть внутренне связаны друг с другом.

Согласно теологическим представлениям, совесть является духовным органом, с помощью которого воля Божья проявляется в личном поведении индивидуумов.

Небольшое исследование подтверждает, что совесть, отнюдь не являясь голосом универсальной морали, представляет собой очень земную и часто опасную форму подсознательного «опиньонизма» — приверженности определённым взглядам. Это тот тип «опиньонизма», который Гераклит называл падучей болезнью разума. Ъ 
В действительности же совесть есть механизм страха, а её источник находится в эмоциональном теле. В основном это боязнь инакомыслия, вечно вынуждающая своего хозяина соглашаться с общепринятыми нормами его времени.

По этой-то причине совесть обычно требует подчинения закону, порядку и традиции, и во многих случаях это конструктивное по своей сути явление, так как общество может сохраниться только в том случае, если его части будут подчиняться правилам, которые установило единое целое.

Но несмотря на то что эти правила, возможно, и представляются необходимыми, совсем не значит, что они являются божественными.

Совесть, предоставленная самой себе, несомненно, внесла бы весьма ощутимый вклад в совершенствование человека, но, к несчастью, серьёзной помехой её мягкому воздействию стало религиозное воспитание.

Большинство религиозных учений слишком перегружено всяческими «ты не должен делать то-то и то-то», оказывающими деморализующее влияние на совесть. Они доводят несчастную совесть до того, что она утрачивает всяческое чувство ориентации и растворяется в море страхов.

Мы не сможем обрести духовный кодекс, который разрешит проблемы человеческого общества, предотвратит войны и преступность и приведёт людей в Землю Обетованную личной и коллективной безопасности, пока механизмы обращения душ в другую веру и религиозная практика не будут избавлены от страха. Невозможно вести подлинно божественную жизнь с ужасом в сердце.

Если совесть уже стала носителем табу, то на неё нельзя больше полагаться как на указатель правильного образа действия. Человек может прислушиваться к голосу совести и все жё представлять опасность для самого себя и угрозу для всех остальных в обществе.

Согласно некоторым учениям, совесть — это голос кармы (принципа, или закона «Что посеешь — то пожнёшь»); но это не всегда верно, как свидетельствует мой опыт общения с теми, кто страдал от мук совести.

Представляется гораздо более вероятным, что основа закладывается в отцовском доме, где хорошее и плохое определялось в соответствии с личными точками зрения отца и матери.

Возможно, у этих действующих из лучших побуждений старших, придерживающихся вполне устоявшихся взглядов на добродетель и порок, было хоть какое-нибудь разумное представление о смысле этих понятий, а возможно, и нет.

Из «Не делай этого» и «Не делай того», бросаемых усталыми и раздражёнными старшими, рождается совесть. Годами она, не переставая, повторяет как попугай: «Не делай этого» и «Не делай того».

Разум, привыкший к этому бесконечному круговороту запретов, начинает остро воспринимать монотонный голос правил поведения на все случаи жизни, бубнящий одни и те же скорбные наставления.

Если сопротивление традициям сломлено в детстве, ещё до того, как сформировался характер, поколение за поколением продолжает приспосабливаться к старым обычаям из страха, страха раздражить массы, зудящие как истину свои «нельзя».

Именно тем, кто отказывается признавать свою совесть и социальные установки большинства, мир обязан своим прогрессом. Эти свободомыслящие люди проявляют повиновение, если им удаётся обнаружить хоть какое-нибудь разумное объяснение необходимости повиноваться, ибо они усвоили, что если большинство верит во что-то, то это что-то вовсе необязательно истина.

Многие из тех, кто идут новыми путями, при жизни подвергаются яростным преследованиям за отказ подчиниться, и только в последующие века их начинают чтить как героев, а их слова и мысли становятся основой новых положений конформизма.

Очень многие люди страдают от неспокойной совести, и некоторые из них испытывают её угрызения вполне заслуженно; остальные же чувствуют себя несчастными от мыслей и поступков, нарушающих некую систему переходящих из поколения в поколение «нельзя», но, по сути, совершенно естественных и честных.

Позвольте мне привести пример из жизни, показывающий, каким нелепым и глупым может оказаться всё дело с совестью.

Ко мне пришёл один человек, находившийся на грани полного срыва нервной деятельности; он был так измучен морально и психически, что это угрожало его жизни. Он рассказал мне, что не знает, куда деваться от стыда, и никогда не сможет поднять голову и снова посмотреть людям в глаза — он был грешником. Это ужасное сознание испортило его пищеварение и лишило душевного покоя. Он испытывал угрызения совести. Но что это был за страшный грех?

Религиозная организация, к которой он принадлежал, запрещала своим членам ходить в кино под страхом утраты бессмертной души, и в минуту слабости дьявол ввёл его в искушение, и он отправился смотреть «Ход времени». И что ещё ужаснее, захватил с собой своих детей.

В тот момент это не казалось таким уж греховным поступком, но прошло несколько недель, и совесть раскрыла ему всю серьёзность преступления. Он нарушил торжественную клятву, сам совершил грешный поступок и запятнал грехом жизнь своих детей.

Трудно поверить, что в наши дни могло произойти нечто подобное. Разумеется, с духовной или обычной точки зрения нет ничего дурного в том, чтобы сходить в кино. Действительная вина лежит на религиозном кружке, упорствующем в своём средневековом отвращении ко всем местам развлечений. Протестанты семнадцатого века заставили закрыть даже Шекспировский театр в Англии.

Главной причиной угрызений совести у этого человека было нарушенное обязательство. Он дал торжественное обещание и не сдержал его. В данном случае страдалец был повинен в совершении двух проступков. Меньшим было нарушение слова, а большим то, что он вообще дал такую клятву.

Обязательство, необоснованное, противоестественное и не согласующееся со здравым смыслом и истиной, ни к чему не обязывает.

Ни одна религия не может доказать, что Божество требует подобных клятв. И ни от кого нельзя требовать держать слово, раз совершенно очевидно, что все предпосылки ложны.

Многие религиозные и большинство метафизических организаций требуют от своих учеников всевозможных обязательств и клятв, прежде чем они смогут стать полноправными и уважаемыми членами этих организаций.

В силу того, что характеру или темпераменту каждого студента если и уделяется внимание, то слишком мало, эти обязательства зачастую им не подходят и в случае строгого соблюдения приносят несчастье.

Однако большинство активных членов подобных организаций не воспринимают свои клятвы слишком серьёзно, и их совесть не страдает.

Только у очень искреннего и честного человека начинаются неприятности. Он старается жить, в точности выполняя свои торжественные обещания, непоколебимо веря в то, что община знает, что для него есть благо; он идёт своей дорогой, преисполненный веры, пока какое-нибудь из противоестественных обязательств не внесёт смятение в его жизнь, заставив изменить привычки, чтобы выжить, а потом у него начинаются неприятности с совестью.

Вас, наверно, удивило бы, сколько метафизиков испытывают такого рода осложнения с голосом совести. Некоторые из обращавшихся ко мне за помощью рассказывают истории, вызывающие невыразимую жалость.

Многие психологи придерживаются мнения, что, как только модель совести окончательно сформировалась, индивидуум, вероятнее всего, с готовностью подчинится её диктату.

Возможно, это и верно для тех, кому недостаёт характера, чтобы скорректировать ошибочные побуждения, закрепившиеся в совести; но люди с философским складом ума предпочитают приводить в порядок свой образ мыслей, даже если для этого требуется генеральная уборка умственной сферы.

Совесть превращается в чрезвычайно важный дар, стоит только освободить её от груза комплексов и навязчивых идей, составленных из табу.

Но духовность и страх не могут уживаться в одной и той же личности. Во вселенной нет ничего, чего человеку следует бояться; но есть много вещей, которые он должен узнать, и множество законов, которые ему придётся полюбить, и которым он должен подчиниться.