Раван Осман сама называет себя арабской сионисткой. Ее история так же парадоксальна, как и это словосочетание. Она родилась в Дамаске, выросла в Ливане, в регионе, который контролирует Хезболла. Ее отец происходит из семьи суннитов из Дамаска, мать из семьи шиитов, из деревни недалеко от Баальбека, что на востоке Ливана. Будучи подростком, она считала, что Хезболла — это герои, которые защищают ливанцев от Израиля. Когда ей было чуть за двадцать, она переехала во Францию учиться на винодела. Она мечтала открыть с друзьями винный бар в старой части Дамаска.
Во Франции, в Страсбурге, она по стечению обстоятельств поселилась в еврейском районе. Ей казалось, что это будет примерно то же, что еврейский квартал в Дамаске — где сохранились здания, но нет евреев. Она поселилась в квартире, которая находилась в 200 метрах от огромной синагоги, одной из самых больших в мире. Это была первая синагога, которую она увидела в своей жизни.
Поселившись, Раван зашла в ближайший овощной магазин, где продавалось все, что ей было нужно для того, чтобы приготовить еду. Одновременно с ней в магазин вошли четверо ортодоксальных евреев. Она услышала иврит, увидела пейсы и шляпы. Она так испугалась, что у нее случилась паническая атака. Она бросила продукты, выбежала из магазина, заскочила в квартиру и закрыла замки не двери. «Я была в поту, я не могла дышать», — рассказывает она. Немного успокоившись, она осознала, насколько абсурдна эта ситуация и ее реакция.
Этот случай стал началом перемен, случившихся с Раван дальше. Она решила познакомиться с израильской версией всей той истории, которую ей преподавали в школе. И постепенно поняла, что была обманута. Продолжая изучать восприятие Израиля и евреев мусульманами, она осознала, насколько глубоко проросли корни антисемитизма, в том числе среди тех, кто уезжает от войн и терроризма. Когда в Европу хлынули потоки беженцев с Ближнего Востока, она поняла, что эти люди везут эту ненависть к евреям с собой, и это будет иметь серьезные последствия. Раван переехала в Германию и поступила в Гейдельбергский университет, стала изучать иудаику, еврейские и исламские исследования.
Доступ к информации без цензуры в Европе открыл мне глаза. Я поняла, что врагами народов Ближнего Востока были не Израиль и евреи. Настоящие враги — это лидеры, которые чувствуют себя вправе на мою безоговорочную и слепую поддержку, что не является ни естественным, если исключить точку зрения другого, ни моральным, учитывая продолжающиеся страдания палестинцев в результате этой стратегии поддержки.
Враги народа — это зачинщики войн, готовые пожертвовать невинными жизнями, будь то израильская, палестинская, сирийская, ливанская, иракская, йеменская или любая другая жизнь ради распространения своей идеологии; тех, кто продолжает использовать арабо-израильский конфликт для подпитки своей политической власти, постоянно нанося вред всем сторонам. (из статьи Раван Осман My peoples, our children)
«Занимаясь исследованиями, я медленно, но верно, — рассказывает Раван, — влюблялась в иудаизм. И в Израиль». Раван перешла в иудаизм, сказав, что только в нем нашла мир и свет. И стала одной из самых ярких защитниц Израиля в арабоговорящем мире. Она написала несколько книг об иудаизме и мусульманстве, о том, как прийти к миру в регионе.
После 7 октября Раван была поражена количеству лжи и дезинформации, захватившей мир, и она запустила проект, направленные на арабоговорящую аудиторию — Arabs ask. Она открыла страницы во всех социальных сетях и начала рассказывать правду: об Израиле и Хамасе, о Холокосте, о Хезболле, о войнах, которых могло не быть, о терроризме и антисемитизме. Она говорит на английском, немецком, французском языках, но важнее всего — на арабском. Она разоблачает фейки в сюжетах телеканала Аль Джазира и других медиа, поддерживающих огонь антисемитизма во всем мире.
В январе Раван впервые приехала в Израиль, где сняла множество видео и для своей страницы в Инстаграме, и для проекта Arabs ask. Она побывала в разоренных кибуцах, встретилась с арабами-израильтянами и с общественными организациями, с родственниками похищенных и погибших 7 октября, в том числе с матерью похищенной Наамы Леви. Впервые оказалась в Иерусалиме и пришла к Стене Плача. На вопрос, как воспринимают ее родные, семья переход в иудаизм, она с неизменным спокойствием и уверенностью отвечает: «Они должны принять, что у меня есть собственные убеждения. Жизнь всего одна, я хочу прожить ее так, как считаю нужным».