— Юрка… — послышался спокойный голос Макса в наушнике.
 — Чего? — отозвался я, не отводя взгляда от панели на внешней обшивке станции. Мои руки, закованные в толстые перчатки скафандра, осторожно проверяли крепления диагностического модуля. Каждое движение требовало внимания: здесь, в открытом космосе, даже малейшая ошибка могла стоить слишком дорого.
 — Вот ты скажи мне, — продолжил Макс своим невозмутимым тоном, — космос, он стоит? Или висит?

Я замер на секунду, потом медленно повернул голову, чтобы посмотреть через стекло шлема на бесконечную черноту вокруг. За нами проплывала Земля — её океаны, облака и континенты, окутанные голубоватой дымкой. Вопрос был настолько абсурдным, что заставил меня улыбнуться. Но Макс всегда любил такие философские разговоры.
 — Ну… это как ещё посмотреть, Макс, — ответил я, подыгрывая его серьёзности. Я слегка оттолкнулся от корпуса станции, чтобы развернуться в невесомости, и продолжил: — Если поднять взгляд вверх, то вроде как и висит. А если вниз… то как будто лежит. Или даже стоит.

В наушнике послышался его короткий смешок.
 — Философ в невесомости, — протянул он с лёгкой насмешкой. Потом сделал паузу и добавил: — Ты Марину-то, кстати, поздравил?

Я на мгновение задумался, а затем уголки губ сами собой поползли вверх.
 — Ага, — ответил я, чувствуя, как внутри шевельнулась тёплая волна воспоминаний. — Созвонился утром. Она, как всегда, спрашивала, как я тут. Что ем, как сплю… Как будто у нас тут шведский стол на завтрак.

Макс хмыкнул.
 — Жена космонавта. Ей сейчас несладко.

Я вздохнул, отталкиваясь от корпуса станции, чтобы занять удобное положение для работы. Мысль о Марине всегда вызывала во мне смешанные чувства — гордость за её силу и лёгкую вину за то, сколько ей пришлось вынести. Ведь она не просто ждала меня дома. Она жила с постоянным осознанием того, что я сейчас где-то там, в сотнях километров от Земли, где любой просчёт или поломка могут стать последними.
 — Да уж, — произнёс я тихо. — Ещё бы. Жена космонавта. Это почти как профессия. Только без выходных и отпусков.

Макс промолчал, но я чувствовал, что он понимает. Он ведь тоже оставил на Земле свою семью. Мы все здесь были связаны одной общей нитью — любовью к звёздам и необходимостью жертвовать чем-то важным ради этого.

Я снова сосредоточился на работе. Диагностический модуль показывал нормальные значения, но что-то внутри свербило и беспокоило меня. Я пробежался взглядом по корпусу. На поверхности обшивки, прямо возле места, где я работал, виднелась тонкая трещина. Небольшая, едва заметная, но достаточно тревожная, чтобы заставить меня нахмуриться.
 — Макс, — сказал я, уже серьёзно. — У нас тут проблема. Здесь трещина. Похоже, микрометеоритное повреждение.
 — Насколько серьёзная? — голос Макса стал напряжённым.
 — Пока не знаю. Сейчас проверю…

Я достал портативный сканер давления и поднёс его к трещине. Показания были неутешительными: давление в этой части обшивки начало падать.
 — Давление снижается, — сообщил я. — Возможно, трещина затронула внутренний модуль.
 — Где именно ты находишься? — спросил Макс.
 — У модуля СЖО, рядом с трубопроводом кислорода, — ответил я, осматривая место повреждения.
 — Чёрт… — выдохнул Макс. — Если трещина пробила трубопровод, это может стать серьёзной проблемой. Будь осторожен, Юрка.

Я кивнул, хотя Макс не мог этого видеть. В этот момент корпус станции слегка дрогнул. Лёгкая вибрация пробежала по металлу, словно станция вздрогнула от холода космоса.
 — Что за…? — выдохнул я, останавливаясь.
 — Юрка, ты чувствуешь это? — спросил Макс. Его голос звучал настороженно.
 — Да, — ответил я, прижимая ладонь к обшивке. — Вибрация. Слабая, но ощутимая.
 — Возможно, это связано с системами жизнеобеспечения, — предположил Макс. — Если давление в трубопроводах начало падать, это могло вызвать колебания. Или…

Он замолчал, но я понял, о чём он думает. Вибрация могла быть вызвана чем-то более серьёзным — например, разгерметизацией или даже структурными повреждениями корпуса.

Я снова сосредоточился на трещине. Она была маленькой, но вокруг неё металл уже начал деформироваться, словно его растягивало изнутри.
 — Трещина увеличивается, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие. — Думаю, она затронула трубопровод с кислородом.
 — Зараза… — выдохнул Макс. — Если так, то давление внутри трубопровода может усиливать повреждение. Смотри там аккуратней будь.

Я кивнул, хотя Макс не мог этого видеть. Вибрация стала чуть сильнее, и я почувствовал, как корпус под моими руками слегка «гуляет». Это было тревожно. В космосе любое движение, любая нестабильность могли стать предвестником чего-то гораздо более опасного.
 — Сейчас попробую измерить давление, — сказал я, протягивая инструмент к трещине.

Но в этот момент трещина внезапно расширилась. Воздух начал вырываться изнутри станции.
 — Ать, сука! — выдохнул я, когда поток воздуха ударил меня в бок. Меня резко отбросило в сторону, но страховочный трос удержал меня. Теперь я болтался в нескольких метрах от станции, беспомощно наблюдая, как из трещины вырывается струя воздуха.
 — Юра! Что происходит?! — крикнул Макс в наушнике.
 — Трещина увеличилась, — ответил я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. — Меня чуть не снесло.
 — Где ты сейчас? — голос Макса звучал резко и сосредоточенно.
 — У модуля СЖО, — ответил я, осматривая место повреждения. — Это рядом с системами жизнеобеспечения. Давление здесь выше нормы.
 — Хреново… — выдохнул Макс. — Если трещина пробила трубопровод с кислородом, это может стать серьёзной проблемой.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Модуль систем жизнеобеспечения — один из самых важных участков станции. Если он начнёт терять герметичность, это поставит под угрозу всю команду. А если трещина затронула трубопровод с кислородом или другим газом под высоким давлением, ситуация станет критической.
 — Макс, нужно закрыть клапан, — сказал я, пытаясь взять себя в руки. — Если я перекрою подачу газа, это замедлит утечку.
 — Слишком опасно, — отрезал Макс. — Ты слишком далеко от станции. Если тебя снова отбросит, ты можешь повредить скафандр или потерять страховочный трос.
 — У меня нет выбора, — ответил я, уже двигаясь обратно к корпусу станции. — Если не остановим утечку, всем хана.

Я медленно подтянулся к месту повреждения, используя страховочный трос как опору. Всё моё тело напряглось, когда я приблизился к трещине. Поток воздуха усиливался с каждой секундой, и я понимал, что времени у нас почти не осталось.
 — Держись, Юрка, — сказал Макс. — Мы готовим аварийный протокол. Если что-то пойдёт не так, мы тебя вытащим.

Я кивнул. Мои пальцы, закованные в толстые перчатки скафандра, нащупали аварийный клапан. Один рывок — и поток воздуха должен прекратиться.

Я потянул за рычаг клапана, но вместо того, чтобы замедлить утечку, поток воздуха стал ещё сильнее. Корпус станции снова задрожал, на этот раз сильнее.
 — Да что б тебя! — крикнул я. — Клапан не работает! Давление слишком высокое!
 — Уходи оттуда! — закричал Макс.

Я попытался оттолкнуться от корпуса, но внезапно почувствовал, как вибрация становится ощутимее. Металл под моими руками начал деформироваться, словно его рвала невидимая сила.
 — Макс, что происходит?! — спросил я, чувствуя, как страх сжимает горло.
 — Системы показывают перегрузку! — ответил Макс. Его голос дрожал. — Если трубопровод разгерметизируется полностью, это вызовет взрыв!
 — Взрыв?! — повторил я, не веря своим ушам.
 — Да! Уходи оттуда немедленно! Мы запускаем эвакуацию!

Я оттолкнулся от корпуса, используя страховочный трос, чтобы отплыть подальше от станции. Но в этот момент раздалась ослепительная вспышка света. Взрыв был беззвучным, но его мощь ощущалась каждой клеточкой тела. Ударная волна отбросила меня назад, словно невидимая рука толкнула меня прочь. Страховочный трос теперь просто болтался с куском обшивки на котором он был закреплён.
 — Макс! Макс, ты меня слышишь?! — закричал я, пытаясь сориентироваться.

Ответа не было. Только тишина и мрак космоса окружали меня. На месте модуля теперь оставалось лишь облако обломков, медленно рассеивающееся в пустоте.

Я закрыл глаза, чувствуя, как дрожь сковывает моё тело.

Я снова потянулся к страховочному тросу, который всё ещё был закреплён на обломке корпуса станции.

Но когда я попытался натянуть трос, моя рука лишь скользнула по нему. Без опоры под ногами я не мог создать достаточное усилие — вместо этого я начал медленно двигаться в сторону обломка, а он, в свою очередь, чуть сместился ко мне.

Я осторожно начал подтягиваться по тросу, используя его как путь. Каждое движение требовало усилий: без опоры под ногами я мог только медленно продвигаться вперёд, помогая себе руками.

Наконец, я достиг обломка. Это был кусок обшивки станции, примерно метр на метр, с повреждениями от взрыва. Я протянул руку и ухватился за одну из кромок, затем осторожно подтянулся, чтобы зафиксировать своё положение.

Теперь я держался за обломок, чувствуя, как моя инерция слегка смещает его при каждом движении. Это была временная опора, но она давала мне хоть какую-то стабильность.
 — Ладно, Юрка, подумай. Что дальше? — негромко сказал я сам себе.

Я стараясь не задеть острых краёв обломка скафандром медленно уселся и взглянул на Землю.

Она была такой близкой и такой недосягаемой одновременно. Её голубоватая дымка, окутанная облаками, казалась почти нереальной. Там, внизу, была жизнь. Там были люди, города, океаны, леса. Там была Марина. Она, наверное, сейчас смотрит на небо, думая обо мне.

Лёгкий смешок вырвался из моих уст. Он был тихим, почти беззвучным, но в тишине шлема он прозвучал как гром.
 — Сука… — прошептал я, чувствуя, как что-то внутри меня начинает ломаться.

Смех стал громче, переходя в истеричный хохот. Я не мог остановиться. Каждый вздох превращался в новый приступ безумного смеха, пока слёзы не начали наворачиваться на глаза.
 — Сука! Сука! Сука!!! — кричал я, ударяя кулаками по коленям.

Всё это время я пытался быть сильным. Пытался сохранять спокойствие. Но теперь, сидя на этом жалком обломке, осознавая, что всё кончено, я больше не мог сдерживать эмоции.

Если бы у вселенной были уши, то она бы непременно услышала мой крик. Внезапно в наушнике послышался голос:
 — Ну ты чего раскричался то? Машку разбудишь.

Я замер, чувствуя, как сердце пропустило удар. Этот голос… Он был таким знакомым, таким родным.
 — Марина? — прошептал я, не веря своим ушам.
 — Ты поел вообще? Или опять голодный там в своём космосе?
 — Марин, да я… — начал я, но голос продолжил, словно не слыша меня.
 — Понятно. А я ведь говорила котлетки возьми с собой. А ты всё зачем да зачем?

Последние фразы звучали странно — они были приглушёнными, с лёгким эхом, будто доносились издалека. Я начал вертеться по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит голос.

«Это невозможно,» — подумал я. — «Марина на Земле. Это просто… просто сбой.»

Но голос казался таким настоящим, таким живым. Я даже почувствовал запах её котлет, которые она всегда готовила для меня перед полётами.
 — Марина! — позвал я снова, уже громче. — Ты меня слышишь?

Тишина. Только мое дыхание в шлеме и далёкий шорох помех в наушнике.

Я закрыл глаза, пытаясь удержать этот момент. Возможно, это была галлюцинация. Возможно, система связи корабля, которую я потерял, каким-то образом записала её голос. Или, может быть, это был просто мой разум, играющий со мной в последние минуты.

«Не важно,» — подумал я. — «Главное, что она здесь. Хотя бы на секунду.»

Я снова взглянул на Землю. Она всё так же висела в черноте космоса, спокойная и безмятежная.

Из глаза вылетела слеза и медленно поплыла перед глазами, словно крошечный спутник в бесконечной пустоте. Я наблюдал за ней, как заворожённый. Она казалась живой, будто хотела убежать от меня, раствориться в этой холодной черноте.
 — Ооо, раскис наш философ. Ты кстати висишь или всё таки лежишь?

Я вздрогнул, услышав голос Макса. Он был таким же знакомым, как и голос Марины, только теперь звучал с насмешкой, которая всегда была его фирменной чертой.

Губы слегка дрогнули.
 — Сижу, — ответил я тихо, чувствуя, как ком в горле становится всё больше.
 — Ну сиди Юрка, сиди. Только задницу не отморозь.
 — Да иди ты… — произнёс я сквозь наворачивающиеся слёзы, стараясь скрыть дрожь в голосе.
 — Не Юрка, это ты иди. Я то уже пришёл.

Его слова ударили как гром. «Я то уже пришёл.» Что он имел в виду? Был ли это намёк на то, что он… мёртв? Или это просто мой разум, который пытается обмануть меня, чтобы сделать эту реальность менее болезненной?

Я закрыл глаза, чувствуя, как холод внутри меня становится всё сильнее. Холод не только от окружающего космоса, но и от осознания того, что я никогда больше не увижу ни Макса, ни Марину, ни Землю.

Внезапно тишину прервал сигнал оповещения. Кислород уже был на нуле.
 — Пап, ну выключи будильник. Я сегодня заболела, — послышался голос Машульки. Так близко и так отчётливо, что на мгновение я забыл, где нахожусь.
 — Мышка моя… Опять воспаление хитрости? — спросил я, стараясь не утратить этот момент связи. Мой голос звучал спокойно, почти безмятежно, хотя внутри всё сжималось от боли.
 — Ну пап… Ну выключи. И тоже иди спать.

Я слегка улыбнулся, чувствуя, как последние силы покидают меня. Каждый вдох становился всё тяжелее, словно воздух превратился в густую массу. Глаза уже накрывала пелена, а сознание медленно растворялось в темноте.
 — Хорошо родная, — прошептал я, едва шевеля губами. — Давай ещё поспим.