Михаил Петрович сидел у окна, всматриваясь в густеющие сумерки. Белая лабрадор Люся дремала у его ног, изредка подергивая во сне лапками. Раньше в такие часы рядом всегда была Анна Сергеевна — вязала что-нибудь, листала журнал или просто молчала, понимающе и тепло. А у камина растянулся бы старый Рекс, положив умную морду на лапы…

Теперь только тиканье старых часов нарушало тишину просторной квартиры. Фотографии на стенах словно потускнели, хотя он протирал их каждое утро — будто пытался стереть пыль времени с застывших мгновений прошлого. Вот он, молодой, у своего первого гоночного автомобиля — синего раскрашенного «Москвича», на котором выиграл свою первую гонку. Вот они с Анной на море — она в белом платье, смеется, прикрывая глаза от солнца. Вот дети — еще маленькие, с мороженым…

Дети. Они звонят очень редко, справляются о здоровье, не приглашая в гости. В их голосах сквозит та особая интонация — смесь долга и легкого нетерпения. У них своя жизнь — работа, дети, ипотеки. Он понимал. Правда понимал. Хотя каждый их торопливый звонок оставлял в душе горький осадок.

Ночами память играла с ним злые шутки. Во сне он снова был за рулем, чувствовал вибрацию мотора, слышал рев трибун, ощущал тот особый азарт, когда машина на пределе возможностей входит в поворот. Просыпался от собственного крика победы — и тут же накатывала удушающая волна реальности. Люся, встревоженно поскуливая, тыкалась мокрым носом в ладонь.

Днем еще можно было держаться — прогулки с Люсей, магазин, новости по телевизору. Но вечера… Вечера превращались в бесконечное ожидание чего-то неопределенного. Он вглядывался в темноту за окном, словно пытаясь разглядеть там ответ — как жить дальше? Как примириться с тем, что мир сузился до размеров квартиры, а время растянулось в бесконечную вереницу одинаковых дней?

Иногда он разговаривал с Анной — тихо, про себя. Рассказывал ей о том, как Люся сегодня гонялась за голубями в парке, как тяжело без Рекса, как пусто стало в доме. Анна словно слушала — он почти физически ощущал ее присутствие в такие моменты. Но потом реальность снова напоминала о себе пустым креслом напротив.

В такие минуты Михаил Петрович думал о скорости. Не о той, что измеряется километрами в час, а о той, с которой утекает жизнь. Когда-то она казалась бесконечной трассой с крутыми виражами и захватывающими обгонами. Теперь же превратилась в тихую улочку с односторонним движением, где единственное, что остается — это держать руль ровно и не забывать тормозить на поворотах.

Люся завозилась у его ног, тихонько заскулила во сне. Михаил Петрович наклонился, погладил шелковистую голову. За окном проехала машина, на миг осветив комнату желтым светом фар. Где-то вдалеке прогремел гром — собиралась гроза. Он подумал, что завтра надо будет достать старый дождевик для прогулки с Люсей. И может быть, позвонить дочери — просто так, без повода. Хотя бы услышать ее голос…

Часы пробили десять. Пора было готовиться ко сну — завтра снова будет день, который нужно прожить. И кто знает, может быть, именно в нем он найдет ту подсказку, которую так упорно ищет в ночной темноте за окном.