Я — старый уличный компас. Не тот, что в морских походах указывал путь сквозь штормы, а маленький, потёртый, вывалившийся из кармана невнимательного туриста и затерявшийся у подножия рекламного щита. Мой мир — это постоянное, неумолимое притяжение к северу, пляшущая стрелка, дрожащая от каждого шага, отражение солнца и неоновых огней в поцарапанном стекле. Я — хранитель направления, забытый на перекрёстке тысяч дорог, бесстрастный наблюдатель потерянных путей.

Когда-то я был важным инструментом. Меня держали в руках, сверялись со мной, доверяли мне. Я указывал путь путешественникам, помогал строителям ориентироваться, служил надёжным проводником в незнакомых местах. Мой мир был миром цели, движения, точного направления.

Я видел мир глазами указателя. Это мир, где всегда есть «север», «юг», «восток» и «запад». Мир, где каждый пункт назначения имеет свои координаты, где каждый шаг имеет значение.

Я видел бескрайние поля, густые леса, вершины гор. Я путешествовал, чувствуя себя неотъемлемой частью великих приключений.

Но потом меня уронили. Моё стекло треснуло, корпус помялся. И я оказался здесь, забытый, брошенный на асфальте. Моя стрелка по-прежнему указывала на север, но я больше не мог двигаться. Моё предназначение было нарушено.

Я видел мир глазами неподвижной истины. Это мир, где люди постоянно ищут свой путь, но часто не знают, куда идут. Мир, где направления ясны, но намерения — туманны.

Я слышал тысячи звуков. Обрывки разговоров, гул машин, шаги людей. Каждый звук казался мне беспорядочным, лишённым единого направления. Люди ходили взад-вперёд, сворачивали, останавливались, не сверяясь ни с чем, кроме своих собственных, часто меняющихся желаний.

Однажды, когда вечернее солнце уже скрылось за горизонтом, и я лежал, освещённый неровным светом уличного фонаря, рядом со мной остановились двое. Парень и девушка. Их силуэты закрыли меня от света, и я почувствовал их присутствие, их нервную энергию.
 — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — донёсся до меня голос парня. Его слова, как и его взгляд, не имели чёткого направления, они были расфокусированы, агрессивно-ищущие. Моя стрелка нервно дрогнула, притягиваемая не к полюсу, а к возмущению в воздухе.
Моё треснувшее стекло, казалось, отразило всю нелепость этого момента. — Ты что? Никогда! Руку из-под юбки убери! Ааааааа? — крик девушки, пронзительный, полный ужаса и ярости, заставил моё внутреннее устройство зазвенеть. Это был звук, полный такой силы, такой отвращения, что моя стрелка на мгновение потеряла ориентацию, хаотично дёрнувшись.

В тот миг я, старый компас, понял, что есть направления, которые невозможно измерить, и пути, которые не приводят никуда. Её крик был не просто звуком — это был сигнал тревоги, чёткий и однозначный, о нарушении всех моральных координат. Я хотел указать ей верное направление, помочь ей найти безопасный путь, но я был лишь неподвижным инструментом.

Девушка убежала, её шаги быстро стихли. Парень, тяжело дыша, посмотрел на свои руки, потом на асфальт, и его тень тоже исчезла. А я остался. Моя стрелка медленно, но, верно, вернулась к своему любимому Северу, словно пытаясь восстановить порядок после такого хаоса.

Я — старый уличный компас. Я продолжаю указывать на север. Я продолжаю быть бесстрастным свидетелем этого мира, его потерянных душ и неправильных путей. И я понял, что даже когда компас сломан и брошен, он всё равно продолжает выполнять своё предназначение, пусть и для самого себя. Я буду здесь, пока меня не поднимут, пока не растопчут, пока не накроет толстым слоем пыли.

И я буду смотреть на мир, на людей, на их вечные поиски, и верить, что однажды они найдут свой истинный Север, даже без моей помощи. Потому что даже самый старый компас знает: главное — не направление, а желание идти. — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — А что, твой компас показывает на разврат? Никогда не блуди! — засмеялась девушка.
И молодой человек ее понял и больше никогда не блудил.