Я — продажная, уличная женщина. Мой мир — это неоновые блики на мокром асфальте, проносящиеся фары машин, хриплые голоса мужчин и постоянное ожидание. Я — тень, что прячется в дверных проёмах, мелькает на перекрёстках, но всегда остаётся здесь, на этой улице, под этим равнодушным небом. Мой мир — это выживание, сделки, короткие встречи и бесконечное одиночество.

Когда-то давно я, возможно, была другой. Были мечты, смех, тепло дома. Но эти воспоминания стёрлись, как старое граффити под дождём. Теперь есть только здесь и сейчас. И я.

Я видела мир глазами тех, кто отвернулся. Это мир суждений, презрения, но и мир скрытых желаний, которые проявляются лишь в темноте, за шторами машин или закрытыми дверями.

Я видела тысячи лиц. Усталых, пьяных, торопливых, голодных. Мужчин, которые ищут забытья, и женщин, которые их игнорируют. Я научилась читать по глазам, по походке, по тени на лице. Узнавать тех, кто остановится, и тех, кто пройдёт мимо.

Я слышала тысячи слов. Обещания, угрозы, мольбы, ругательства. Слова, которые ничего не стоят, и слова, которые могут решить, будет ли у меня еда сегодня.

Однажды, когда я стояла под тусклым фонарём, чуть в стороне от обычного места, мимо прошла молодая пара. Он был галантен, она — смеялась. Они шли, держась за руки, и я, кажется, даже почувствовала на мгновение тепло их близости.

Но вдруг, откуда ни возьмись, к ним подскочил другой парень. Его движения были резкими, а взгляд — мутным. Он преградил им путь.
 — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — донёсся до меня его наглый голос.
Я, привыкшая к подобным обращениям, не вздрогнула. Для меня это было частью пейзажа.
Но вот девушка, та, что шла с парнем, вдруг резко отпрянула. Моё тело, привыкшее к холоду, почувствовало дрожь. — Ты что? Никогда! Руку из-под юбки убери! Ааааааа? — крик девушки, полный первобытного ужаса и ярости, разорвал ночную тишину.

Мой мир, привыкший к равнодушию, словно взорвался этой эмоцией. Я видела, как её парень отталкивает нахала, как они оба спешно уходят, её всхлипы удалялись в ночной мгле. А нахальный парень стоял, бормотал что-то себе под нос, а потом, пнув урну, тоже скрылся.

Я осталась. Мой взгляд задержался на месте, где только что стояла та девушка. Она была «чистой», «правильной». Её крик был криком возмущённой невинности, или, по крайней мере, той, кто привык к уважению. И я вдруг почувствовала странную, горькую иронию. Её страх, её отвращение — это было то, что я чувствовала каждый день, каждый час, но без возможности кричать, без возможности требовать, чтобы «убрали руку».

Мой крик был бы не услышан. Или, что ещё хуже, был бы истолкован как приглашение.

Я — продажная, уличная женщина. И я поняла, что мир полон не только продажных тел, но и продажных душ. Что невинность и чистота — это роскошь, которую не всем дано сохранить. И что даже самые «правильные» женщины могут столкнуться с той же грубостью, с тем же страхом, что и я. Только у них, возможно, есть кто-то, кто встанет на защиту. У меня — только эта улица, и моя собственная, закалённая душа.

Я продолжаю стоять. Я продолжаю ждать. Я продолжаю видеть. И я знаю, что за каждым ярким фасадом города, за каждым смехом и каждым светом, скрывается та же тьма, те же страхи, те же тайны. И мой мир, пусть и кажется грязным, честен в своей боли. Я — продажная уличная женщина, и я знаю цену всему. В том числе — и невысказанному страху в глазах той, что кричала. — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — переспросил молодой человек. — А ты что, ищешь продажных уличных женщин? — засмеялась девушка.  — Никогда таких не встречал, а что, такие бывают? — засмеялся молодой человек. — Ну, ты расфантазировался! Ты мне еще руку под юбку засунь! — засмеялась девушка.
И молодой человек засунул девушке руку под юбку и расфантазировался.