В октябре начинаются темные ночи:
Видишь там эти крылья большой беды,
Она делает с нами всё, что захочет:
Наполняет могилы, дурдом, суды.
Мы читали с фонариком под одеялом,
Мы мечтали: вырастем — заживём,
Вот мы выросли — время беды настало
И она доедает наш мир живьём,
А у нас — сто болячек и внуки-дети,
А у нас — кот, работа, за дверью смерть,
И понятно, как мир поломался этот,
Но чинить его трудно — нам не успеть —
И опять начинаются тёмные ночи,
И опять то пожары, то смерти рёв,
И эпоха беды вновь творит, что хочет,
И, как листья, смыслы летят со слов —
И стоишь под утро, глядишь сквозь штору:
Что осталось от мира на этот час,
А вокруг — наводнение зла и горя
И, боюсь, нам не выплыть на этот раз.
Ну, а если вдруг выплывем, если чудо
Отжалеет нам кто-то, кто нас умней,
Муравьём в янтаре в этой тьме мы будем
Жить, всё помня, до наших последних дней.

* * * * * *

Шесть веков серый ослик идёт по мосту
На странице старинного тома,
Он зашел на такую уже высоту
Красоты, что навеки в ней дома.
Серый ослик везёт своего седока
По мосту над рекой и веками,
А внизу проплывают в реке облака,
И века, даже тот, где мы с вами
В этот адовый, горький и яростный год,
Истекающий смертью и ложью,
Наблюдаем, как серенький ослик идёт,
Шесть таких же веков по странице идёт,
Через мир, что сияет, горит и гниёт,
Погибает, рождается снова, цветёт,
А куда — сам понять он не может:
Он тихонько идёт, своего седока
Увозя, а куда — непонятно,
И сияет река, уплывают века,
И нельзя повернуть им обратно